Страна входит в период структурных изменений, а не подходит к финансовому коллапсу

| статьи | печать

Три главные причины торможения роста отечественной экономики анализировала в своем выступлении на Форуме деловой авиации главный экономист, руководитель Центра макроэкономического анализа инвестиционного подразделения Альфа-банка Наталья Орлова, — инвестиции, демографию и производительность труда. Даже если цена нефти вдруг взлетит до 100 долларов, российская экономика поднимется на 2—3%, но о 6—7% ее роста надо забыть.

Орлова считает, что наши сложности в экономике происходят не потому, что упали цены на нефть, и не потому, что сложная ситуация с Украиной. «На самом деле, мы имеем дело со структурным замедлением темпов роста, которое началось с 2009 г. Важны два наблюдения. Это периоды перегретости экономики. Один из них пришелся на 2005 и 2007 гг. Второй — на 2011—2012 гг., когда рост ВВП достигал 4%. Все говорили, что это новая реальность. Но это тоже был перегрев. На самом деле, в этот период экономика должна была расти медленнее», — говорит главный экономист.

Сейчас экономическому росту мешают ограничения по ряду производственных факторов.

Краткий перечень ограничений

Динамика инвестиционных поступлений в страну в последние годы находится в пределах 20—23% от уровня ВВП. В среднем для развивающихся стран этот показатель соответствует 32%. В Китае он составляет 50%. Важно другое — последние два-три года указывают на то, что у нас этот потенциал не восполняется. «Это объяснимо — ситуация, когда непонятно, какой курс, какая инфляция, то есть наличествует большая неопределенность, не способствует инвестициям», — объясняет Н. Орлова.

Второй очень важный фактор связан с демографией. Начиная с 1989 г. произошло снижение численности населения до 20 лет на 14 млн человек. Демографический провал 90-х годов привел к тому, что сегодня на рынок труда выходит гораздо меньше россиян. Следует отметить, что минимум рождаемости в стране приходится на 2005—2006 гг. «Это говорит о том, что мы находимся только в начале тренда. Такая нисходящая динамика численности молодого поколения продлится где-то до 2026 г.», — констатирует Н. Орлова.

Недостаток рабочей силы не находит отражения в цифрах по безработице. Ее уровень сегодня (5,3%) близок к историческому минимуму (4,8% в августе 2014 г.). Для понимания — в 2009 г. уровень безработицы увеличился у нас почти на 10%. Тогда эта тема была важна. Сегодня можно говорить о том, что экономика находится в условиях полной занятости. Однако общую демографическую ситуацию следует рассматривать через призму аллокации трудовых ресурсов, или уровня их оптимального размещения. Первая проблема — госсектор, где работает от 17 млн до 18 млн человек. Это устойчивая цифра. Но не следует забывать, что производительность труда в госсекторе уступает этому показателю в секторе частном.

Второй момент — рост занятости в неформальном секторе. С 2010 г. здесь наметилось устойчивое увеличение занятости, а с 2014 г. — рост фонда оплаты труда. Связывают эту тенденцию с уходом в данный сектор пожилого поколения. В то же время в производственном сегменте ощущается нехватка трудовых ресурсов. Третий ограничивающий фактор — производительность труда. В России она держится на отметке 40% от аналогичного показателя в США. Причем за последние десять лет картина не изменилась, что серьезно сказывается на сдерживании экономического роста.

На этих трех компонентах, поясняет эксперт, производится расчет, который указывает на то, что можно гипотетически допустить вероятность возврата цены на нефть на отметку 100 долл. за баррель и российская экономика поднимется на 2—3%, но о 6—7% ее роста нам надо забыть. Наша реальность — это рост в пределах 1% в лучшем случае.

Потребление уже на дне

То, что экономика не в состоянии поддерживать темпы роста, не означает, что нет модели, обеспечивающей данный рост, считает Н. Орлова. «У нас начиная с 2000 г. была модель роста, которая очень сильно склонялась в сторону поддержания потребления. Мы наблюдали, что происходило перераспределение прибылей корпоративных компаний в пользу домохозяйств. В начале 2000-х годов этому способствовало снижение подоходного налога до 13-процентного уровня. Другими словами, зарплаты росли значительно быстрее доходов компаний. Рост потребления продолжился даже после кризиса 2009—2010 гг. Хотя динамика по инвестициям в тот период была хуже динамики ВВП».

Зарплатная модель должна была и, собственно говоря, уже начала меняться, считает эксперт. Напомним, еще пару лет назад рост зарплат достигал 14% в год. Финансовое положение компаний сделалось заложником статьи расходов на оплату труда, что в свою очередь снижает для них доступность ресурсов на финансирование капиталовложений.

В чем же признаки изменения этой модели? Первой иллюстрацией тому стала бюджетная политика, поясняет Н. Орлова. С 2007 по 2013 гг. у нас был сильный расход бюджета, связанный с социальными выплатами. Так, в 2007 г. доля таких выплат составляла 40% бюджета, в 2013 г. — почти 60%. В то же время начиная с 2012 г. начался сильный рост расходов на оборону. В этом году эта статья расходов составит порядка 4,2% ВВП. Это максимальная цифра с 1998 г. Словом, в рамках бюджетной политики у правительства появляются другие приоритеты. Если раньше основной курс ориентировался на «социалку», то сегодня решено тратить деньги и на поддержание обороноспособности. И, кстати, на всю промышленность, обслуживающую этот сегмент.

Жизнь обывателя ухудшается, но постепенно

Эксперт представила ситуацию неким структурным вызовом, с которым сталкиваются люди, принимающие решения. В результате мы видим изменения фокуса бюджетной политики. Если в 2009—2010 гг. динамика расходов федерального бюджета была существенно выше инфляции, то сейчас мы наблюдаем радикальные отличия. Рост расходов бюджета идет ровно с ростом инфляции. Сравним — в период прошлого кризиса бюджет поддерживал экономику, не давая ей провалиться, то сегодня такого дополнительного стимула нет.Безусловно, этот выбор изменений в бюджетной политике связан и с тем, что правительство понимает, что в нынешней международной ситуации нужно сокращать чувствительность бюджета к цене на нефть. Если с 2009 по 2014 гг. бюджет балансировал на уровне 100—110 долл. за баррель, то сегодня цена упала ниже 50 долл.

Благодаря девальвации и переходу на плавающий валютный курс удалось сбить зависимость бюджета от цены на нефть до 75 долл. за барелль. Это тоже подвешенная, но более приемлемая ситуация. «Неспроста все чаще раздаются голоса о необходимости экономии резервов… Мы знаем, что бюджет на следующий год сверстан достаточно жесткий, снижаются социальные индексации. А решение Центрального банка уйти в плавающий курс не что иное, как стремление экономить резервы, объемы которых ограничены и вряд ли в ближайшей перспективе восполнимы ввиду внешних обстоятельств», — говорит Н. Орлова.

Для населения ситуация ухудшается достаточно постепенно. Положение с незначительной безработицей в стране создает определенную поддержку. Оборот розничной торговли указывает, что за последние четыре месяца потребление в стране не уменьшается. Можно говорить, что оно нащупало дно. На то, что дальнейшее ухудшение динамики потребления не будет происходить, указывает и снижающийся тренд безработицы.

По мнению Н. Орловой, весной следующего года темпы инфляции составят порядка 7—8%.

«Мы имеем дело с большой финансовой волотильностью, которая заставляет нас менять модель роста. Это не значит, что мы сталкиваемся с проблемами, сопоставимыми с теми, которые наблюдались в тяжелых 90-х гг. Просто страна входит в период структурных изменений. Словом, готовиться к какому-то экономическому кризису, коллапсу я бы никому не советовала», — резюмирует Н. Орлова.