Напитав людей, числом около пяти тысяч, двумя рыбами и пятью хлебами, так что даже и осталось потом кусков на двенадцать коробов, Иисус, чтобы не сделали Его видевшие это чудо иудеи своим царем, удалился на гору один. Когда же наступил вечер, ученики Его сошли к морю Галилейскому, чтобы сесть в лодку и переправиться на другую сторону. Проплыв сколько-то, они увидели Иисуса, идущего по морю яко посуху, и испугались. «Это Я, не бойтесь», — сказал Он им. Ученики хотели принять его в лодку, и тотчас она пристала к берегу, куда плыли.
На другой день к тому же берегу приплыли другие лодки с людьми, ищущими Иисуса. И, найдя Его, спросили: «Равви! Когда Ты сюда пришел?» Иисус сказал им в ответ, что ищут они Его не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились, и стал учить их, чтобы старались не о пище тленной, но о пище пребывающей в жизнь вечную, которую даст им Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог.
Тогда спросили Его собравшиеся: что же им делать, чтобы творить дела Божии? И Он отвечал, что то будет делом Божиим, чтобы веровали в Того, Кого Он послал. «Какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть…» — стали допытываться у Него иудеи. — «Не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес», — отвечал Иисус. «Господи! Подавай нам всегда такой хлеб», — стали просить Его люди, продолжающие думать о Божием хлебе, как о пище вещественной. «Я есмь хлеб жизни, — стал учить их Иисус, — приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда. Но Я сказал вам, что вы и видели Меня, и не веруете, — истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира»...
«Как же Он может дать нам есть Плоть Свою?» — удивились иудеи, начав спорить между собою. Он же продолжил: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то и есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек… Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь»…
«Ядущий плоть и пиющий кровь? Какие странные слова! Кто может это слушать?» — стали роптать и отходить от Иисуса люди, и с этого времени многие и из учеников Его уже не ходили с Ним. «Не хотите ли и вы отойти?», — спросил Иисус у двенадцати. «Господи! К кому нам идти? — отвечал ему Петр. — Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого»…
В канун дня Крестной Смерти Христа за жизнь мира, на последней Трапезе с двенадцатью апостолами — Тайной вечере, предрекши, что один из них предаст Его, Иисус обращается к ученикам с последней заповедью: «Да любите друг друга». И когда они ели, учредил еще и Таинство Евхаристии: «взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают. Если пребудете во Мне, и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам…»
Все, что хотел сказать Иисус о Теле Своем и Крови, сказал. И кто хотел отойти от Него по странности сказанных слов, уже отошли. На Тайной вечере из верных двенадцати сатана смог отыскать себе место лишь в одном. «Что делаешь, делай скорее», — сказал ему Иисус, и Иуда, которому лучше было бы не родиться, тотчас вышел, чтобы вернуться уже со стражей. Оставшиеся одиннадцать не сомневались, они уже и прежде того уверовали и познали, что заповедовал им жить в любви Христос, Сын Бога Живого, что через вино, которое Он благословил, они приобщились Крови Христовой, что через хлеб, который Он преломил, они приобщились Тела Господа Своего, соединившись тем самым с Ним…
Понятно, что заповеданное Господом Святое Причастие (Евхаристия) — Великое таинство, заключающееся в освящении хлеба и вина и чудесном обращении их в Тело и Кровь Иисуса Христа с последующим их вкушением, не могло не обратиться в основу христианского богослужения — Божественной Литургии. Как же и могло быть иначе: лишь ядущие Плоть Его и пиющие Его Кровь пребывают во Христе, и Он в них, лишь ядущие хлеб сей живой, сходящий с небес, жить будут вовек. Не ядущие же — не будут иметь в себе жизни…
Несомненно и то, что Причащение, с реальным, живым и необыкновенно восхитительным приобщением к Господу, изначально является главной целью Божественной Литургии, «вершиной всех благ и желаний» верующих. Причащение соединяет их с Господом, они становятся причастниками Тела Его и Крови, приобретая чрез то жизнь вечную.
Все почти Таинства Церкви, так или иначе, являются подготовкой к Таинству Евхаристии — величайшему чуду, непостижимому для обыкновенного восприятия, священнейшему из всех Таинств, возводящему людей к Божественному совершенству. Непредставима тайна преложения хлеба и вина в Пречистые Тело и Кровь Христову, но по освящении вина и хлеба на Божественной литургии прелагаются они, преобразуются в истинное Тело и в истинную Кровь Господа, которая, во время Страдания Его на Кресте, излилась за Спасение мира.
Не хлеб и вино остаются по их освящении в храме, но самое Тело Христа и пролитая Им за нас Кровь. И не какой-то малой или большой частью присутствует Господь в преложенном хлебе и вине, но присутствует всецело, истинно и действительно, по Существу Своему, как совершенный Бог и совершенный человек. Ибо всегда у Господа одно Тело, а не многие во многих местах. Потому-то, учит нас Церковь, таинство это и является самым удивительным и чудесным, постигаемым одной лишь верой, а не умствованиями человеческой мудрости: способ, которым совершается преложение вина и хлеба в Тело и Кровь Христову для человека — «неисследим». Достаточно лишь знать, что происходит это необыкновенное чудо с помощью Духа Святого и Слова Божия, действенного и всемогущего, но многим хотелось бы тут получить и хоть какие-то объяснения того, каким способом все это совершается…
Для описания совершающегося на Божественной Литургии обращения хлеба и вина в Тело и Кровь Христова, в качестве синонима устоявшимся святоотеческим терминам «преложение» и «претворение» был утвержден Православной Церковью в XVII в. новый термин — «пресуществление», занесенный в Восточную из Римской Церкви. По решению одного из Православных Соборов (1691 г.) все отрицающие этот термин должны были предаваться строгим анафемам и даже вечным проклятиям.
В католической Церкви понятие о «пресуществлении» («транссубстанциации») хлеба и вина в истинное Тело и Кровь Иисуса Христа окончательно сформировалось в трудах знаменитого философа и богослова Фомы Аквинского (XIII в.). Согласно разработанному им учению, во время Евхаристической молитвы сущность (естество, вещество) хлеба и вина исчезают, пресуществляясь в сущность Тела и Крови Христовых, в то время как ощущаемые органами чувств свойства хлеба и вина остаются неизменными. По Фоме Аквинскому, нет никакого иного способа, через который Тело Христово могло бы появиться в Таинстве, кроме превращения хлеба в Тело. Но если что-то произошло через превращение, это уже не то, чем оно было до этого. Действительность Тела Христова в Таинстве требует, чтобы вещества хлеба уже не было после освящения. В догматическом оформлении учение Фомы Аквинского выглядит так: «Через молитвенное благословение хлеба и вина сущность хлеба целиком изменяется в сущность Плоти Христовой, а сущность вина — в сущность Его Крови». Объяснение же неизменности внешних свойств (исчезнувших, утративших свое естество при «пресуществлении») хлеба и вина для органов чувств верующих предлагалось любопытствующим верующим (которым, как и Фоме неверующему, хотелось все пощупать и потрогать своими руками) довольно простое, далекое от философских мудрствований. Вот, например, как оно выглядит в изложении митрополита Киевского и Галицкого Петра Могилы (ум. в 1647 г.): поелику человеческая природа отвращается от ядения невареного мяса, а между тем надобно было, чтобы чрез принятие Плоти и Крови Христовой человек соединялся со Христом: то, чтобы гнушающийся такою яствою человек не отвергнул сего соединения, Бог по снисхождению Своему — собственную Плоть и Кровь Свою дает верующим в пищу и питие под прикрытием хлеба и вина.
Что-то в душе каждого из нас будет противиться подобному вещественному толкованию. Кто-то, пожалуй, и отойдет, и начнет и роптать, как иудеи на берегу Галилейского озера: «Что за странные слова? Кто, прости, Господи, может это слушать? Что они предлагают нам! — Ядение, пусть и под прикрытием, „невареного мяса“ Иисуса Христа!!!» Кому-то только от слов таких станет дурно. Философ и богослов А. Хомяков рассказывал, что один знакомый ему впечатлительный священник, когда узнал он о сущности католической концепции «пресуществления», воскликнул в ужасе: «Господи, что же это они говорят такое? Они, кажется, принимают Тело Христово за мясо Христово?»
Остроумно сравнивают всю эту надуманную католическую конструкцию по объяснению евхаристического чуда «пресуществления» с алхимическими опытами: там тоже из разных обыденных металлов пытались с помощью «великого эликсира» («великого магистерия») путем изменения их сущности (утраты их естества) произвести золото… Не знаем, в курсе ли был Фома Аквинский, но его учение, как и родившийся из него догмат о «пресуществлении», нашло и уже в VIII в. «подтверждение» церковным опытом (не решаемся только назвать его алхимическим) в так называемом ланчанском чуде.
Ланчано (ныне Сан-Франческо) — маленький итальянский городок, центром которого была церковь св. Лонгина, римского сотника, прямого свидетеля страданий Иисуса Христа, Его смерти и воскресения. Сердце священника, совершавшего в этом храме таинство Евхаристии давно уже смущали сомнения: почему он должен верить, что хлеб перестает быть хлебом и становится Телом Иисуса, а вино становится Его Кровью? И кто объяснит ему, каким способом все это совершается, если внешне ни вино, ни хлеб не изменяются? Может, и нет никакого превращения, может, и все происходящее на Литургии лишь символ, лишь воспоминание о Тайной вечере, где — да, где Он мог Своей Божественной властью обратить вино в Кровь, а хлеб — в Плоть. Но все это было давно, давно Он уже ушел, и не ушло ли с Ним в мир горний подлинное таинство Причастия? Не стала ли Евхаристия лишь обыкновенным обрядом — и не более того?..
Так мучился он и не находил успокоения, но продолжал служить, и в один из дней при преломлении Евхаристического Хлеба под пальцами его вдруг ощутимо проступила человеческая плоть, а в чаше вместо вина заалела густая жидкость, удивительно похожая на кровь. Крик изумления огласил небольшую церковь: чудо «пресуществления» явлено было в этот раз без всякого прикрытия: «Подай ланчанский Фома персты твои сюда и почувствуй истинность Плоти Моей и действительность Крови Моей и не будь неверующим, но верующим...»…
Православным священникам, если «сподобятся» они увидеть в Чаше натуральные человеческие плоть и кровь, или даже младенца, «и если вскоре не изменится этот вид», то, по установленным правилам, ее содержимым уже нельзя причащаться, «так как это не суть Тело и Кровь Христовы, а чудо от Бога, явленное ради неверия или какой другой вины». Ланчанский иерей, окончив литургию, молча встал на колени и погрузился в долгую молитву, вымаливая себе прощение («за неверие или какую другую вину»), а явленные плоть и кровь (которые для наших священников — «не суть Тело и Кровь Христовы», «не суть святые дары») постарался сберечь. Кровь, правда, свернулась со временем в кровяные шарики, и плоть несколько иссохла, но в прочем время оказалось над ними безвластно: без всякой искусственной защиты они сохранились до наших дней. Проводившимися исследованиями было подтверждено вроде бы, что ланчанские кровь и плоть имеют человеческую природу: кровь той же группы (довольно частой, впрочем), что и на Туринской Плащанице, плоть является фрагментом мышечной ткани сердца. В качестве особо удивительного факта приводится тот, что каждый из шариков крови, взятый отдельно, весит столько же, сколько и все пять вместе. Утверждают еще, что если привести их в жидкое состояние, то полученный раствор окажется годным для переливания в замену свежей крови, имеющей, как известно, весьма ограниченный срок годности…
Все в ланчанском чуде, как видим, не выходит за рамки католического догмата: через благословение хлеба и вина сущность хлеба целиком изменилась в сущность Плоти Христовой, а сущность вина — в сущность Его Крови. Чудесно сохранившиеся до наших дней материальные свидетельства «верности» проповедуемого догмата «пресуществления»: хлеб и вино, обратившиеся в Ланчано в человеческие плоть и кровь, дали теперь буйной фантазии многочисленных паломников основания для построения самых фантастических планов, вплоть до… клонирования Иисуса Христа. Дескать, а что? Все необходимое же есть!..
У отцов Восточной Церкви взгляд на таинство Евхаристии всегда был более осторожным. Все они соглашались, что способ, которым совершается преложение вина и хлеба в Тело и Кровь Христову для обыкновенного человека, повторим здесь, — «неисследим», и что не дано человеческой мудрости познать его сокровенную тайну. Достаточно лишь знать, что совершается преложение с помощью Духа Святого и Слова Божия, действенного и всемогущего. «Дух животворит, плоть не пользует нимало, — говорит Господь слушающим его ученикам, обращая их внимание и на то, что «Слова, которые Он говорит — суть дух и жизнь!»… Далее этого важнейшего для понимания евхаристического чуда замечания мало кто решался идти, чтобы не впасть в какой-нибудь грех, но получившие от Господа за свою святость дар прозорливости все же чуть приоткрыли для нас завесу великой божественной тайны. По их высказываниям, евхаристическое преложение выражается прежде всего в духовном изменении хлеба и вина, когда призыванием Святого Духа они становятся одним с Телом Христовым, приобретая тем самым все Его богоспасительные свойства, и потому и являются тем истинным Телом и истинной Кровью Господа нашего Иисуса Христа. Спасает конечно же не физическая плоть Христа и не Его физическая кровь сами по себе, спасают божественные свойства Его тела, спасает Сам Иисус, воплощенный Бог Слово. И только поэтому Евхаристия — «Хлеб Живый, Сшедший с Небес», только поэтому «ядущий Хлеб сей будет жить вовек». Преподобный Макарий Великий (IV в.), толкуя слова Иисуса о «ядении Его Плоти и Крови», предупреждает нас, что не следует понимать их «телесно и вещественно», как те из его учеников, которые, возроптав, соблазнились о Нем: «Как может Он плоть Свою дать нам есть?». По наставлению Макария, истинные плоть и кровь, которые вкушают христиане, — есть Слово Его и Дух Святой, которые вселяются в хлеб Евхаристии и освящают его словом и силой духовной, обращая тем самым в Тело и Кровь Христову.
Вселенский учитель Иоанн Златоуст (IV в.) прямо говорит, что естество хлеба после освящения его Божественной благодатью никуда не девается, но остается в нем. По внедрении Божественного естества в тело, то и другое вместе составляют уже одного Сына, одно Лицо. Но не в одном только естестве, но в двух совершенных».
У преподобного Иоанна Дамаскина (VIII в.) хлеб и вино в таинстве Евхаристии тоже никуда не исчезают. Они лишь сочетаются с Божеством Иисуса и потому соделываются Его Телом и Кровью, для того, «чтобы чрез то, что обычно и согласно с естеством, мы оказались среди того, что выше естества». И другая его мысль тоже вполне согласна с высказыванием Иоанна Златоуста. «Уголь, — говорит Дамаскин, — не простое дерево, но соединенное с огнем. Так и хлеб общения — тоже не простой хлеб, но соединенный с Божеством. Тело же, соединенное с Божеством, не одно естество, но одно, конечно, принадлежит телу, другое же — соединенному с ним Божеству. Поэтому то и другое вместе — не одно естество, но два».
По Симеону Новому Богослову (X — нач. XI в.), если мы, причащаясь, не чувствуем, что в нас происходит что-то большее, чем при вкушении обычной чувственной пищи, и не принимаем в сознании иную жизнь, то следует из этого, что мы приобщились… «простого хлеба, а не одновременно Бога».
Ряд, разумеется, можно было бы продолжить (что и делают), но уже и без того видно, что есть достаточные основания противопоставить учению о пресуществлении Фомы Аквинского, обретшему немало сторонников, довольно цельное святоотеческое понимание таинства Евхаристии, согласно которому сущность вина и хлеба при свершении Божественной Литургии никуда не исчезают. Они лишь посредством Духа Святого сочетаются с Божеством Иисуса Христа, или, по-другому, Божественность Иисуса внедряется в естество хлеба и вина, почему они и приобретают все богоспасительные свойства Тела Христова, почему они и в каждой малой своей частице становятся Его истинными Телом и Кровью.
Не дерзнем здесь далее углубляться в тему, вызывавшую и продолжающую вызывать оживленные споры, скажем лишь жаждущим Жизни Вечной: не думайте вещественно и телесно. Без Господа не можете делать ничего. Лишь у Господа — глаголы Вечной Жизни. Приимите и ядите. Если пребудете в Нем, и слова Его в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, будет вам…