Вектор развития перспектив субординации текущих требований контролирующих и аффилированных с должником лиц строится скорее не в догматической, а в правоприменительной плоскости. В материале разберемся, позволяет ли текущее правоприменение распространить механизм субординации в отношении текущих требований на очередность удовлетворения требований контролирующих и аффилированных с должником лиц.
Обзор судебной практики ВС РФ от 29.01.2020 стал своеобразной компиляцией правовых позиций по вопросам проблематики реализации механизма субординации, упомянутых ранее лишь фрагментарно. Однако из него не усматривается возможность моделирования потенциальных подходов к субординации требований, возникших после введения процедуры банкротства.
Следует ли эксплицитно из ключевых правовых аргументов в пользу очередности удовлетворения требований контролирующих и аффилированных с должником лиц возможность ретрансляции правового механизма субординации в отношении текущих требований?
Для ответа необходимо детально раскрыть легальное содержание и функциональное назначение текущих платежей в делах о банкротстве.
В основании отечественной концепции субординации требований лежат недобросовестные действия КДЛ в форме недостаточной капитализации должника либо компенсационного финансирования. Суды отмечают, что текущая задолженность образуется в период, когда кризис компании неизбежен и очевиден, в силу чего логически неоправданна квалификация такого предоставления в качестве компенсационного финансирования1. В другом деле суд установил, что после возбуждения дела о банкротстве залоговый кредитор для обеспечения сохранности объекта залога погасил задолженность по поставке тепловой энергии, при этом такая оплата не может являться компенсационным финансированием аффилированного с должником лица2.
Кроме того, субординация реестровых требований используется как эффективный механизм защиты независимых кредиторов от негативных экстерналий влияния КДЛ на течение процедуры. Такой контроль над процедурой кредиторам по текущим требованиям недоступен. Идентичная идея изложена в одном из дел. Суд указал на цели института понижения очередности — недопущение контроля над процедурой банкротства (постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 03.09.2020 по делу № А40-122095/2017).
Между тем возражение иных участников дела о банкротстве относительно субординации требования контролирующего и аффилированного лица осуществляется на этапе рассмотрения в рамках обособленного спора требования о включении в третью очередь реестра. Приведенный аргумент является скорее техническим. Эта правовая лакуна была успешно преодолена судами через обращение к механизму разрешения разногласий о составе, размере и очередности удовлетворения требований кредиторов в порядке ст. 60 Закона о банкротстве.
Следствием понижения в очередности требования кредитора является признание его ex officio подлежащим удовлетворению в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты. Суды последовательно исходят из того, что текущие требования кредиторов не включаются в реестр и, следовательно, не могут подлежать субординации (постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 29.01.2021 по делу № А56-57327/2014). Таким образом, вышеприведенные аргументы, казалось бы, закономерно нивелируют допустимость применения института субординации к текущим требованиям в силу отсутствия в обзоре прямого или косвенного указания на возможность экстраполяции соответствующих правил на требования, возникшие после возбуждения производства по делу о банкротстве.
При этом de facto возбуждение производства по делу не блокирует возможность осуществления предоставления в пользу должника финансирования КДЛ, преследующих различные мотивы: в частности, пополнения оборотного баланса компании, создания финансовых условий для продолжения функционирования деятельности и т.д. При этом невозможно отрицать и то, что действия текущих кредиторов, осуществляющих предоставление в любой из форм после введения процедуры банкротства, могут констатировать о направленности их воли на причинение вреда независимым конкурсным и иным кредиторам, явно выраженном злоупотреблении правом.
Аналогичный подход можно встретить, например, в деле о понижении очередности удовлетворения требований аффилированного кредитора, вытекающих из арендных правоотношений. Аффилированное лицо имело правовое притязание к должнику по взысканию арендных платежей при условии отсутствия требования о расторжении договора и аккумулировании задолженности по договору в течение длительного периода. Указанные действия суд расценил в качестве компенсационного финансирования3.
В другом деле займодавец — управляющая компания, выполняющий функции ЕИО, предоставил денежные средства в рамках финансирования после введения процедуры банкротства, при этом займодавец являлся единственным участником управляющей компании. При рассмотрении обособленного спора о включении в реестр кредитор не обосновал экономическую целесообразность обхода корпоративной модели финансирования, в связи с чем требование было субординировано4.
Правовые позиции в пользу обеспечения возможности субординации текущих требований фрагментарно можно встретить на уровне кассации5, но в условиях вариативности регулирования консенсус мог быть достигнут только при окончательном выборе ВС РФ превалирующего подхода, задающего вектор развития последующей практики и толкования положений обзора правоприменителем.
Однако в передаче жалобы на рассмотрение СКЭС ВС РФ было отказано.
Хрестоматийным казусом стало дело, в котором ВС РФ исследовал вопрос о правомерности выбранного стороной способа защиты6.
Должник оказывал транспортно-логистические услуги кредитору, а за месяц до введения процедуры договор на оказание соответствующих услуг был заключен с третьим лицом, где должник выступал уже в статусе заказчика. При этом ВС РФ учел, что третье лицо и должник находились в одной группе компаний, подконтрольных единому центру, «зеркальный» договор дублировал положения исходного договора, денежные средства, полученные от оказания услуг, распылялись между аффилированными лицами, все активы, в том числе работники, переводились на кредитора. Результатом этого стало наращивание кредиторской задолженности должником.
С учетом сложившейся бизнес-модели ВС РФ поддержал позицию суда апелляции о недобросовестном поведении участников оборота, в результате которого третье лицо стало центром прибыли и получило возможность извлекать незаконную выгоду из сложившейся структуры отношений внутри группы компаний.
При новом рассмотрении суд отказал в удовлетворении текущих требований третьего лица об оплате должником оказанных услуг7. Не подтвердив прямо правомерность такого способа защиты, как субординация текущих требований, ВС РФ имплицитно выводит необходимость блокирования таких недобросовестных действий через механизм запрета злоупотребления правом, обращаясь при этом к механизму материальной консолидации.
Таким образом, подлежит критическому анализу вопрос о формировании правоприменительной модели, предусматривающей адаптацию действующих правил обзора de lege ferenda для целей субординации кредиторских требований, возникших после возбуждения производства по делу о банкротстве.
На мой взгляд, нельзя игнорировать перспективы применения действенного способа защиты только лишь на основании формальных противоречий, возникающих вследствие буквального толкования положений обзора. Если действия контролирующего или аффилированного лица по предоставлению финансирования недобросовестны и нарушают законные интересы должника и сообщества кредиторов, закономерно рассматривать вопрос о субординации соответствующих требований посредством инициирования обособленного спора по рассмотрению судом разногласий в порядке ст. 60 Закона о банкротстве.
Таким образом, разъяснения относительно понижения в очередности реестровых требований могут быть релевантны и для случаев субординации текущих требований при синхронизации с целями применяемой в отношении должника процедуры, со спецификой текущих платежей, правового статуса кредитора и модели взаимоотношений с должником и иными значимыми факторами.
1 Постановление АС Центрального округа от 29.01.2021 по делу № А68-5086/2017.
2 Постановление АС Западно-Сибирского округа от 21.05.2020 по делу № А02-54/2015.
3 Постановление АС Северо-Западного округа от 13.10.2020 по делу № А05-3604/2014.
4 Постановление АС Уральского округа от 27.05.2019 по делу № А47-12214/2013.
5 Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 20.12.2021 по делу № А56-4456/2017, постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 24.05.2021 по делу № А56-19962/2017 и др.
6 Определение ВС РФ от 10.02.2022 № 305-ЭС21-14470 (1, 2).
7 Определение АСГМ от 17.10.2022 по делу № А40-101073/19-74-123 «Б».