Такими ограничениями ученые Института народнохозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН видят разрывы в структуре научно-технологического комплекса и несколько глубинных факторов, главный из которых кроется в социально-экономической сфере.
Ключевая проблема России, констатируют эксперты ИНП, не дефицит государственного финансирования науки и технологий, а неэффективность этого финансирования, связанная c «разрывами» между уровнями научно-технологического комплекса (НТК). Сложившаяся его институциональная структура воспроизводит набор разрывов (что и обусловливает низкую, компенсирующую эти разрывы эффективность затрат, обеспечивающих не столько получение конечных эффектов, сколько фактически «пролив деньгами» этих разрывов).
Разрывы в структуре НТК
«Де-факто мы имеем „четыре разные науки“, слабо связанные друг с другом», — утверждают ученые и перечисляют.
Первое. Фундаментальная «академическая» наука. Она ориентирована частично на работу по «международной повестке дня» и на международную коллаборацию (с критерием успешности в виде участия в международных проектах и публикации в рейтинговых журналах, что ученые регулярно сообщают руководству Академии наук), частично — на поддержание комфорта давно сложившихся коллективов «в рамках традиционной научной специализации» согласно планам РАН.
Лишь частично результаты «академической» науки конвертируются во что-то ощутимое, главным образом в реализацию «больших проектов» в сфере ответственности государства. При этом академическая наука слабо связана со спросом на технологические инновации со стороны основной массы производств и еще хуже — со стороны «нового технологического бизнеса».
Второе. Сфера «проектной» (в основном прикладной) науки и технологий государственных научных центров и госкорпораций. Эта сфера ориентирована на реализацию задач, ключевых с точки зрения государства. Она дала стране гиперзвук, вакцину и в перспективе — лекарство от COVID-19 и т.п.
Проблема, поясняют эксперты ИНП, в том, что эта сфера в значительной мере «вынесена», во-первых, за пределы Академии (то есть здесь уже разрыв), а во-вторых, в том числе из соображений секретности, — за пределы частного бизнеса. В итоге она так же, как и академическая наука, очень слабо связана со спросом на технологические инновации со стороны основной массы производств и еще хуже — со стороны «нового технологического бизнеса».
«Неоднократно было отмечено, какой адов труд организовать передачу (даже при взаимном желании) технологических наработок между гражданской государственной корпорацией и гражданскими частными высокотехнологичными компаниями. Тут же возникает вопрос корпоративных стандартов, возможной секретности в случае развития проекта и т.п. Единственное логичное в наших условиях решение государственных корпораций — самому ничего никому не передавать, а если „частник“ возникнет с интересной технологией, — купить ее и внутри государственных корпораций передавать. Для экономики это тупик», — описывают ситуацию авторы исследования.
Третье. Основная масса среднетехнологичных компаний, будучи отрезанной от отечественной передовой науки, не находит нужных решений на внутреннем рынке отраслевой науки и технологий. Они финансируют развитие за счет импорта готовых «коробочных решений». Весь предкризисный период Россия активно импортировала результаты «чужих» НИОКР в составе импорта готовых товаров — результаты расходов на НИОКР в других странах («импорт расходов» на НИОКР — порядка 1—1,5% ВВП в год). Экономика России является на самом деле инновационно-активной, но инновационные решения «коробочно» импортирует, финансируя «чужую» науку. «Упомянутые выше 1—1,5% — это масштаб спроса, не нашедшего удовлетворения внутри страны, „не потраченные“ в стране расходы на НИОКР», — резюмируют ученые ИНП.
Четвертое. «Новые технологические компании» (Yandex, Cognitive Pilot, компании НТИ) капитализируют технологии, полученные по импорту, и результаты собственных исследований и разработок. Эти компании очень активны на внутреннем и внешнем рынках и свои исследования стараются вести сами, никому их не показывая и предъявляя вовне только собственные «коробочные» технологические решения. При этом они очень слабо связаны с «официальной наукой» в России и недостаточно — со среднетехнологичными компаниями.
В этих условиях, считают исследователи, простое «наращивание финансирования» науки и технологий бессмысленно и только ухудшит ситуацию: «В условиях жесткого противостояния с группой стран — технологических лидеров это просто опасно, мы в этой конструкции будем „питать“ экономику технологиями потенциального противника».
Между тем, на взгляд аналитиков ИНП, дилемма довольно проста: либо удастся увеличить финансирование НИОКР компаниями в разы, либо в России эта сфера рано или поздно начнет сужаться и, соответственно, произойдет «негативное стягивание» удельных параметров финансирования к мировому уровню стран-аутсайдеров, в том числе и за счет отъезда ученых за рубеж.
Глубинные факторы
В более глубоком плане проблема низкой востребованности результатов научно-технологической деятельности, по мнению ученых, имеет структурный характер.
С одной стороны, наибольшими возможностями с точки зрения финансирования научно-технологического развития обладают наиболее «богатые» компании энерго-сырьевых отраслей, имеющие довольно высокий уровень доходности и в силу масштабов компаний — долгосрочное видение (с горизонтом инвестиционных решений не менее шести-семи лет). С другой стороны, особых перспектив создания экономического роста (сверх «инерционных» 1—2%, определяемых спросом мировой экономики на энерго-сырьевые товары) у этих отраслей нет. При этом обеспечивающие их научные направления группы «науки о Земле» лишь частично определяют научную специализацию нашей страны.
В то же время спрос на основные разрабатываемые в стране технологии ограничен слабостью компаний и рынков (машиностроительных, химических и т.д.), на которых представлены российские компании.
В результате возникает самоусиливающийся контур: отставание в технологической модернизации российских компаний обрабатывающих секторов (что неизбежно при ориентации на «коробочный» импорт решений) ведет к закреплению их специализации на ограниченном числе не самых маржинальных рынков в своих отраслях, а недостаток доходов ограничивает возможности инвестировать в технологии.
В последние годы сформировалось двойное противоречие, имеющее отношение к научно-технологическому развитию и структурной модернизации экономики нашей страны:
-
расхождение приоритетов экономического и научно-технологического развития, сложившееся в силу действия целого ряда причин («замкнутой» непосредственно на мировые рынки технологий по «выходу» и на импорт готовых технологичных товаров «по входу» инновационной системы при слабых связях между научно-технологическим и производственным комплексами нашей страны; выстраивания приоритетов в сфере научной политики «от традиционной специализации», что ведет к отсутствию должной концентрации ресурсов на приоритетных для экономики направлениях);
-
необходимость нового (не связанного с экспортом энерго-сырьевых товаров) позиционирования на мировых рынках.
Против технологической модернизации «работает» фактор фактической многоукладности российской экономики. В несырьевом секторе параллельно сложились «две экономики» с различными институциональными режимами и логикой развития:
-
«экономика богатых», ориентированная на квалифицированного потребителя и активно конкурирующая с импортом (и отчасти экспортно ориентированная), в значительной мере опирающаяся на свойственную развитым рынкам «конкуренцию качества». Для сохранения конкурентоспособности на этих рынках необходимы следование сложившимся в мире «стандартам де-факто» и крупномасштабный «дополняющий импорт» ключевых узлов, комплектующих, программного обеспечения и т.д. В итоге данные сектора экономики предъявляют лишь ограниченный спрос на российскую высокотехнологичную продукцию;
-
«экономика бедных», ориентированная на массовый спрос. С учетом весьма умеренного уровня жизни ключевой формой конкуренции на этом рынке является ценовая (ослабление рубля из-за покупок валюты в рамках «бюджетного правила», в значительной степени отсекающее конкурирующий импорт). В результате такие рынки оказываются нечувствительными к качеству продукции и тем более ее техническому уровню. В качестве хорошего примера ученые ИНП называют не прижившуюся на легковых автомобилях «полностью российского» производства бортовую автоэлектронику: при ее появлении на борту машина оказывается в не свойственном ей ценовом сегменте, где она не способна конкурировать по общему уровню качества и потребительских свойств.
«Отсюда — низкая инновационная активность российских компаний, которые либо ориентированы на „дополняющий импорт“, либо вообще избегают технологических инноваций как избыточных на соответствующих рынках», — делают вывод авторы исследования.
Наконец, для российской экономики характерна «ловушка дешевого труда», препятствующая технологической модернизации — в первую очередь в части экономии трудовых издержек.
О производительности — особо
Эксперты ИНП констатируют, что потенциал повышения производительности труда весьма велик. В основных нерентных отраслях он составляет от 20 до 50% по отношению к близким к России по развитию институтов странам (Мексика, Польша, Чехия) и порядка 2—2,5 раз — по отношению к лидерам (Германия, Италия, Франция).
При этом возможности сохранения нынешнего режима развития российской экономики, полагают исследователи, уже практически исчерпаны. По их мнению, вне возможностей для обеспечения профессиональной и территориальной мобильности Россия может столкнуться с массовой безработицей, что приведет к крупномасштабному кризису в соответствующих регионах (аналог — китайский «кризис State Owershup Enterprises» в 1990-х гг.).
«При этом высокий уровень бедности (налицо довольно массовая, порядка 10%, крайняя бедность („денег не хватает даже на еду“), имеющая, похоже, уже застойные формы) означает фактически отсутствие возможностей для наращивания безработицы», — считают эксперты ИНП.
Они связывают проблему отчасти с технологическим отставанием российской экономики, отчасти — с действием социального фактора, неготовностью властей субъектов РФ к масштабному высвобождению занятых (что в отсутствие резервов территориальной и профессиональной мобильности для «старопромышленных» регионов, действительно, будет означать социальный кризис).
Авторы исследования указывают, что сложился замкнутый круг: избыточная занятость на предприятиях из-за социальных рисков — низкие зарплаты (чтобы удержать издержки) — бедность и недопотребление — боязнь сокращения занятых (нет «подушек безопасности»).
Они также констатируют, что труд слишком дешев, чтобы замещаться роботами, соответственно, низкопроизводителен. В России перед кризисом, в 2019 г., было пять роботов на 10 тыс. занятых в промышленности, при том что среднее в мире количество — 99 роботов на 10 тыс. занятых в промышленности. При этом ученые отмечают, что Китай намерен выйти на уровень развитых стран — на 300+ роботов на 10 тыс. занятых в промышленности.
Мировой тренд в сфере занятости — дорогой, но небольшой по масштабам квалифицированный труд. Россия находится внутри этого тренда только по вновь вводимым предприятиям (пример — Амурский газохимический кластер, с суммарной численностью занятых на двух крупнейших предприятиях — Амурском ГПЗ и строящемся Амурском ГХК — всего в 5 тыс. человек).
Дополнительным фактором, препятствующим ускоренной технологической модернизации, стало миграционное привлечение дешевой низкокачественной рабочей силы. Россия, имеющая набор современных технологий строительства, использует их крайне ограниченно. В докладе приведен парадоксальный пример: отечественная компания «Геоскан» участвует в проектах по «точному строительству» в мегаполисах Японии — но не в России.
Эксперты ИНП замечают, что указанные факторы явно взаимно усиливаются. Привлечение дешевого низкопроизводительного труда дополнительно «запирает» российские компании в низкомаржинальных нишах. Дополнительный мотив — экономить на затратах в этой ситуации — ведет к снижению инновационной активности бизнеса.
«Таким образом, ключевое ограничение, препятствующее технологическому облагораживанию российской экономики, находится (аналогично ситуации 1970—1980 гг.) собственно не в научно-технологической, а в социально-экономической сфере», — заключают ученые.
Еще одна проблема связана с масштабом рынка — чем более крупный рынок доступен, тем более дорогостоящий инновационный проект может окупиться.
«Роботизация, переход на цифровые и иные инновационные технологии будут порождать эффект масштаба, так как на разработку технологий и покупку дорогостоящего оборудования требуется понести издержки, которые затем будут распределяться на всю производимую продукцию. Если есть задача развивать цифровые и иные технологии с большим эффектом масштаба, то необходимо обеспечивать разработчикам доступ к крупным рынкам сбыта, сопоставимым с рынками крупнейших мировых экономик», — убеждены ученые ИНП РАН.
Производительность труда по странам в базовых несырьевых отраслях в 2015—2017 гг., тыс. долл. по ППС
|
Страна |
Значение |
|
Нидерланды |
105 |
|
Германия |
99 |
|
Франция |
92 |
|
Испания |
91 |
|
Норвегия |
85 |
|
Италия |
83 |
|
Респ. Корея |
77 |
|
Чехия |
60 |
|
Венгрия |
54 |
|
Греция |
54 |
|
Мексика |
48 |
|
Польша |
48 |
|
Россия |
40 |
|
Чили |
36 |
Источник: ИНП РАН
Число промышленных роботов на 10 тыс. занятых, 2019 г.
|
Страна |
Значение |
|
Респ. Корея |
855 |
|
Япония |
364 |
|
Германия |
346 |
|
Швеция |
277 |
|
США |
228 |
|
Италия |
212 |
|
Бельгия/ Люксембург |
211 |
|
Испания |
191 |
|
КНР |
187 |
|
Франция |
177 |
|
Канада |
165 |
|
Швейцария |
161 |
|
Россия |
5 |
Источник: ИНП РАН по The Countries With The Highest Density Of Robot Workers. URL: https://www.statista.com/chart/13645/the-countries-with-the-highest-density-of-robot-workers