В далёкий край товарищ улетает…
Анализ промежуточных итогов модернизационной политики российского руководства актуализирует проблему продолжающейся уже не одно десятилетие «утечки мозгов». Призывы Президента к учёным-соотечественникам и зарубежным учёным с мировым именем заниматься наукой и инновациями в России, обещания в кратчайшие сроки создать для этого всё необходимые условия, вырастающий на наших глазах инноград Сколково и решение ряда крупнейших транснациональных корпораций участвовать в «сколковском проекте» - обстоятельства позитивные, но принципиально ситуацию не меняющие.
Отток учёных и квалифицированных специалистов из России не прекращается. По данным СМИ, в 2009 году около 100 тысяч россиян выехало на работу в США, страны Европы, Израиль, Австралию, Канаду, Китай, Японию, Сингапур и другие государства. Общее число специалистов, эмигрировавших за постсоветский период, превышает 3 млн человек, порядка 1 млн 300 тысяч из них – учёные и научные работники, которые трудятся за границей на постоянной основе. Причём подавляющее большинство – более 900 тысяч – в США.
Конечно, можно утешать себя тем, что Россия далеко не лидер по числу уехавших за рубеж специалистов. Без малого полтора миллиона лиц с высшим образованием покидают ежегодно Великобританию, немногим менее 1 миллиона человек – Германию. Что мы всё ещё располагаем серьёзным научно-техническим потенциалом и технологическими разработками мирового уровня. Что среди лауреатов Нобелевской премии 2010 года по физике два выпускника знаменитого московского физтеха (правда, давно уже работающие вне России). Да и в целом образовательный уровень наших граждан всё ещё остаётся достаточно высоким. А предпринятые конкретные шаги призваны стимулировать возвращение образованных соотечественников на родину. И т.д. И т.п.
Но известная мудрость гласит: неважно, что ты думаешь о себе, – важно, что о тебе думают другие. Сразу вспоминается ежегодный рейтинг ООН по индексу развития человеческого потенциала, в котором Россия занимает 65 место. И недавний список американского журнала Foreign Policy «100 ведущих интеллектуалов современного мира», деятельность которых оказала наибольшее влияние на человечество в 2010 году. В отличие от прошлых лет в нём нет представителей России.
В политической ангажированности журнала сомневаться не приходится. Но в рядах сотни глобальных мыслителей нашлось место, в частности, представителям Китая, Индии и Бразилии (из группы БРИК), лидерам отдельных государств, учёным, бизнесменам, финансистам. В связи с этим некоторые отечественные эксперты справедливо отмечают, что поиски «особого российского пути» по определению не способствуют возникновению на российской почве идей мирового масштаба.
Под аккомпанёмент «судьбоносных» и многословных рассуждений «обо всём» Россия, согласно рейтингу Всемирного экономического форума, неуклонно теряет позиции по таким важным для модернизационного прорыва показателям, как инновационность, длительность и число процедур при открытии предприятия, защита права собственности (включая интеллектуальную собственность), прав миноритарных акционеров и др.
Президент России Дмитрий Медведев на заседании комиссии по модернизации и технологическому развитию 14 декабря 2010 года выразил неудовлетворение темпами модернизации российской экономики и в очередной раз назвал создание нормальных условий для труда учёных и развития науки наиболее эффективным путём борьбы с утечкой мозгов. Подчеркнув при этом, что к этому интернациональному явлению нужно относиться серьёзно, но без боязни, не дёргаться, не говорить о том, что вот, всё уехали, и конец.
Одним из краеугольных направлений российской модернизационной политики стало, без преувеличения, приглашение к возвращению русскоязычных представителей мировой интеллектуальной (в первую очередь научной) элиты.
Креативизм…
Несмотря на актуальность проблемы, некоторые принимаемые меры при всей их кажущейся обоснованности ставят, однако, под сомнение конечный успех ожидаемой реэмиграции.
Возвращающимся учёным обещают высокую оплату труда (естественно, большую, чем они имеют, по некоторым источникам, не менее 2 млн рублей в год) и условия жизни, превосходящие уже достигнутые ими. Но насколько обоснованы и просчитаны подобные расходы российской казны? В какие сроки окупятся затраты? По каким направлениям и каков ожидаемый научный, экономический, социальный и технологический эффект? Выражаясь современным языком, кто готовил «бизнес-план»? И где его можно посмотреть?
Как это будет соотноситься с «прожиточным минимумом» их российских коллег, фактических сподвижников, не покинувших страну и зачастую созидающих новое, скорее, на энтузиазме, а не за вознаграждение, достойное их творческого вклада, обделённых не только современным оборудованием, но и вниманием государства и общества? Да и жилищные условия у многих из них далеко не «шикарные». А потому мысли, что деньги, затрачиваемые на «возвращенцев» (при всём к ним уважении), уменьшают законные надежды на скромное человеческое благополучие их российских коллег, очень даже могут привести к обратному эффекту.
Не возникнет ли вместо триумфального всплеска научной активности навязчивая идея решения жизненных проблем через эмиграцию с последующим возвращением (или невозвращением – смотря по обстоятельствам)? И, что особо тревожно, не окажется ли соблазнительным успешный пример реэмиграции, прежде всего для молодых людей, не успевших обзавестись семьей и по определению лёгких на подъём? Мы всерьёз (и не без оснований) рассчитываем на молодые силы в российской науке, а тут такие «возможности».
Нельзя также не учитывать вероятность возникновения опасных моральных и психологических деформаций в творческих коллективах и научных организациях в целом между «местными» и «приезжими». В свете известных недавних событий такие, казалось бы, невозможные ситуации могут получить совершенно иное, непредсказуемое развитие, при котором фразы типа «понаехали тут» окажутся самым безобидным их проявлением. Дай бог, чтобы это так и осталось преувеличением.
Наверное, кому-то такой «креативный казус» покажется неудачной шуткой, но в каждой шутке есть доля шутки, остальное – правда... Не получится ли так, что вместо лидеров и творцов долгожданных инновационных прорывов «здесь» мы невольно спровоцируем известную социально-психологическую напряжённость в научных коллективах, а заодно концентрацию научных кадров и конкуренцию научных мигрантов «там»? Возможно, специалисты по «утечке умов» на Западе анализируют похожие варианты, «мониторят», подсчитывают дивиденды?
По словам замглавы президентской администрации Владислава Суркова, в основном иностранные специалисты будут работать в совместных коллективах – в Сколково и региональных филиалах иннограда (которые создадут после запуска «основной площадки»), в вузах, других научных учреждениях. Более того, по его мнению, и наши учёные будут эффективнее работать именно в составе смешанных, интернациональных коллективов.
И далее: вопрос распределения средств будет решаться внутри научного коллектива, им никто не мешает одинаково платить иностранному и нашему специалисту. Главное, чтобы это делалось не из ложно понятого патриотизма, а чтобы этот человек по своей квалификации действительно заслуживал таких денег.
Но почему уже сейчас нельзя достойно платить российскому учёному, чтобы он не уезжал на Запад в поисках лучшей интеллектуальной доли? По какой необъяснимой логике для этого предварительно необходимо «выписать западного наставника» и сформировать совместные коллективы?
Так что фраза В. Суркова «мне кажется, достаточно даже просто посмотреть вокруг себя и удивиться, почему у нас эта идея встречает такую настороженность» свидетельствует лишь об отрыве власть имущих от реальной действительности, катастрофически сокращающемся взаимопонимании между «верхами» и «низами».
Вопросы, вопросы…
Между тем ситуация далека от прояснения по многим позициям как сколковского проекта, так и классической проблемы «утечки умов».
Во-первых, с одной стороны, такие суперсовременные площадки по определению не могут быть «изолированными зонами», а должны состояться как места сотрудничества, изучения передового опыта и демонстрации новых достижений. С другой стороны – станут наглядным примером делегированных «высочайшим решением» преимуществ и перспектив, которые в настоящее время отсутствуют и неизвестно когда появятся у других инноваторов в большинстве российских регионов.
Во-вторых, кто и как определит в направлениях инновационного развития конкурентный баланс между объективными российскими потребностями и не менее объективными научно-технологическими и экономическими интересами иностранных компаний – участников проекта?
В-третьих, почему гласно не обсуждаются механизмы взаимодействия и последующего тиражирования инновационных разработок для внутреннего потребления и на экспорт, законодательное обеспечение и другие необходимые системные меры? Или процесс всё же идёт, но, как это часто происходит, кулуарно?
В-четвёртых, разве не завоевавшим мировое признание отечественным академгородкам с их инфраструктурой, более-менее отлаженным бытом и научными кадрами, подвергнутым при необходимости долгожданной реконструкции (модернизации!), также надлежит стать разработчиками и катализаторами инновационных прорывов?
В-пятых, отношение западных компаний (транснациональных корпораций и небольших фирм, известных и не очень) к сколковскому проекту весьма противоречиво. Одни из них готовы рисковать и вкладываться, другие раздумывают. Причины на поверхности – отсутствие реального внутреннего спроса на инновации, необходимой инфраструктуры, правовой защиты интеллектуальной собственности, высокий уровень коррупции и бюрократических барьеров и даже вызывающая элитарность, свидетельствующая, скорее, об исключительности и искусственности проекта, чем о распространении накопленного опыта в случае успеха.
В-шестых, неужели не понятно, что сегодня российская экономика крайне нуждается не столько в «прорывных» разработках постиндустриального уровня (актуальность которых никто не отрицает), сколько в обоснованном, системном, последовательном обновлении и всестороннем доведении её потенциала до уровня высокоразвитой индустриальной стадии? Ведь никому не приходит в голову пересадить всех автовладельцев на «мерседесы» и прочие авто класса «люкс»: нет соответствующих дорог, сервисных центров, прочей необходимой инфраструктуры, бензина и дизтоплива требуемого качества, культуры вождения, да и цены для большинства недоступные. Но и на устаревших моделях «Жигулей» ездить мы не хотим – следовательно, нужны современные, добротные, недорогие автомобили разных марок. И так во всём…
В-седьмых, по сколковскому проекту (с его важной функцией привлечения учёных из-за рубежа) и разработка нормативной базы, и необходимое финансирование, и возведение объектов осуществляются и будут осуществляться ударными темпами и в кратчайшие сроки. Что касается «утечки умов», дефицита долгосрочных инвестиций (усугубляющегося опасно растущими размерами встречного вывоза капиталов за границу), других, достигших критического значения проблем подобного рода, – трудно указать на эффективные решения и энергичные, значимые позитивные подвижки, реально противостоящие данным тенденциям, противоречащим коренным национальным интересам России.
Зато есть все основания полагать, что ещё нескольких ударных строек типа «Сколково» (Президент не случайно упомянул о возможных филиалах), российская экономика просто не выдержит. Даже если предположить невероятное – что коррупция побеждена, популярный сегодня «распил» выделяемых финансовых средств ушёл в прошлое, себестоимость производимых работ существенно снизилась, а воры сидят в тюрьме. Как в старом советском анекдоте, объясняющем, что по аналогичной причине в СССР не могло быть более одной партии.
Спору нет – инновационные центры и нужны, и важны. Но иннограды не только дорогое удовольствие. Нельзя не понимать, что они при нынешнем цивилизационном уровне общественного развития в России очень даже могут оказаться подобны редким оазисам в безводной пустыне (малозначимым либо вовсё не влияющим на окружающую среду), словно изюм в булке, – вкусно, да не густо, и всё равно не пирог, сколько изюма ни добавляй.
Под разговоры о создании привлекательных условий для работы в России «передовиков» мирового научно-технического прогресса в 2010 году в страну въехало более 13 миллионов мигрантов. Значительная часть – из СНГ (среднеазиатские республики, Украина, Казахстан).
Где же выход? Разумеется, останавливаться на полпути нельзя. Надо идти дальше, обучаясь «на ходу», исправляя, а не повторяя прежних ошибок и избегая новых. Посмотрим, однако, на проблему с несколько иной стороны.
(Окончание смотри здесь же: АМБИЦИИ «БЕЗ МОЗГОВ»-2)