За последние пять лет мировая экономика столкнулась с чередой взаимосвязанных кризисов, запущенных пандемией COVID-19. Эти потрясения — от энергетического коллапса до финансовой нестабильности и долговой угрозы — не просто испытали на прочность существующие системы. Они стали катализатором глубинной трансформации, смещающей центр тяжести мировой экономики от коллективного Запада к глобальному Югу, формируя новый многополярный ландшафт, где борьба за технологическое лидерство и контроль над данными определяет будущее. Эксперты ЦМАКП проанализировали, как процесс смены экономического гегемона, сопровождаемый усилением наднациональных институтов и «восстанием средних» держав, формирует контуры новой реальности.
Начало пятилетия ознаменовалось беспрецедентным вызвом XXI века — пандемией COVID-19. Глобальные меры по борьбе с вирусом — закрытие границ, отмена массовых мероприятий, жесткий социальный дистанционинг — парализовали экономическую активность. Нагрузка на системы здравоохранения достигла предела, были разрушены глобальные цепочки поставок, остановлены производства, а сфера услуг понесла колоссальные убытки. Результатом стала глубокая мировая рецессия 2020 г. Однако пандемия сыграла роль детонатора, обнажив и обострив накопленные системные проблемы, что привело к каскаду последующих кризисов.
Энергетический шок
Последующее восстановление экономики после снятия антиковидных ограничений спровоцировало взрывной рост спроса на энергоносители (нефть, газ, уголь) и резкий скачок цен. Европа, критически зависимая от импорта энергоресурсов, столкнулась с полномасштабным энергетическим кризисом. Ситуация катастрофически ухудшилась с началом конфликта вокруг Украины. Санкции Запада против России и прекращение поставок по ключевым газопроводам («Северный поток-1,2», «Ямал-Европа», украинскому транзиту), усугубленные их физическими повреждениями, лишили ЕС доступа к относительно дешевому российскому газу. Вынужденный переход на дорогой сжиженный природный газ (СПГ) из США, Катара и других стран, вкупе с мерами по ограничению энергопотребления, привел к остановке энергоемких производств и сохранил высокую волатильность газового рынка.
Финансовые потрясения
Энергетический кризис и реализация отложенного спроса вызвали цепную реакцию роста цен по всему миру. Глобальная инфляция резко ускорилась. В ответ центральные банки развитых стран (2022—2024 гг.) начали агрессивное ужесточение денежно-кредитной политики (ДКП), стремительно повышая ключевые ставки. Это привело к падению стоимости долгосрочных гособлигаций США, купленных многими банками как «безопасные» активы во время пандемии. В сочетании с криптовалютной волатильностью и оттоком средств из венчурных фондов, это спровоцировало крупные убытки у банков, ориентированных на эти рынки. Огласка убытков вызвала «банковскую панику» и массовый отток вкладов, что привело к банкротству ряда крупных региональных банков США (Silicon Valley Bank, Signature Bank и др.) и спасению швейцарского Credit Suisse.
Крипто-революция Трампа: рискованная ставка на частные деньги
Новая администрация США во главе с Дональдом Трампом, считая ДКП излишне жесткой, сделала резкий шаг в легализации криптовалют. Указ «Об укреплении американского лидерства в цифровых финансовых технологиях» (январь 2025 г.) гарантирует права граждан на майнинг, валидацию транзакций, торговлю и хранение криптоактивов, но запрещает создание цифрового доллара (CBDC). Вместо этого ставка делается на стейблкоины (частные цифровые активы, привязанные к доллару). Принятые в июле 2025 г. законы закрепили эту модель регулирования. Хотя это может продлить финансовую гегемонию США (стейблкоины создают дополнительный спрос на гособлигации и стимулируют ликвидность/инвестиции), параллельная эмиссия квазидолларов небанковскими структурами несет огромные риски, считают эксперты. Неконтролируемый рост денежной массы вне банковской системы угрожает теневыми процессами.
Госдолг как угроза стабильности
Высокие ставки по корпоративным кредитам снизили промышленное производство, увеличив риски рецессии в США и ЕС (несмотря на ее временное избежание в 2024 г.). Долгосрочные последствия — деиндустриализация и резкий рост госдолга. Пандемия (поддержка населения и бизнеса), энергокризис, жесткая ДКП (снижение налоговой базы) и военная помощь Украине привели к опасному увеличению госдолга развитых стран относительно ВВП, далеко превысившему когда-то «безопасный» маастрихтский лимит в 60%. Рост процентных ставок сделал обслуживание этого долга крайне дорогим. Попытки администрации Трампа сократить расходы (например, прекращение финансирования USAID) противоречат планам нового масштабного закона о льготах и снижении налогов, что может усугубить проблему.
Китай на перепутье
Длительные антиковидные ограничения в Китае (до конца 2022 г.) резко снизили промышленное производство и темпы роста ВВП (до 3% в 2022 г.), подорвав потребительское доверие. Прежняя инвестиционно-кредитная модель роста исчерпала себя. Новый курс — ставка на внутреннее потребление как главный драйвер, стимулируемое смягчением ДКП Народного банка Китая. Однако в промышленности это привело к перепроизводству и дефляции, сжимающей инвестиционные возможности. Кризис на рынке недвижимости (после банкротства Evergrande, самого крупного застройщика Китая), вызванный падением спроса и нехваткой ликвидности у застройщиков, остается нерешенным. Руководство КНР, возможно, использует кризис для перехода к высокотехнологичным отраслям (ИИ, роботизация, «зеленые» и биотехнологии), что объясняет цель американских санкций — не допустить китайского технологического лидерства.
Торговые войны и геополитическое напряжение
Санкционная политика Запада (против России, Ирана, Венесуэлы и др.) нарушила цепочки поставок, перестроила логистику и взвинтила цены. Замедление мировой экономики, конфликты на Ближнем Востоке, политика ОПЕК+ и энергопереход вызывают сильные колебания нефтяных цен. Стремление Запада сдержать Китай вылилось во взаимные торговые и инвестиционные ограничения. Торговая война получила новый импульс с приходом Трампа, повысившего пошлины на китайские товары, хотя начались переговоры о новом соглашении. Политика Трампа («реиндустриализация») включает беспрецедентно широкие импортные пошлины (сталь, алюминий, медь, автомобили; планируются на фармацевтику), что ведет к росту цен и ужесточению ДКП глобально. Минимальные тарифы (10%) предлагаются странам, готовым на значительные уступки США.
Кризис среднего класса и миграции
Череда кризисов (ковид, энергетика, инфляция, деиндустриализация) спровоцировала кризис среднего класса в развитых странах. Снижение благосостояния, потеря рабочих мест из-за переноса производств и необходимость переобучения на фоне автоматизации и внедрения ИИ приводят к социальному напряжению: митинги, забастовки, смены власти (США) или усиление оппозиции (Германия, Франция). Это усугубляет миграционные проблемы. Администрация Трампа ужесточила политику (депортации нелегальных мигрантов), несмотря на потребность в трудовых ресурсах для реиндустриализации. Аналогичное ужесточение наблюдается в ЕС. Военные конфликты (Украина, Ближний Восток, потенциально Юго-Восточная Азия и Тайвань) усиливают энергетические и долговые кризисы (военные расходы, санкции), создавая почву для усиления наднациональных органов (особенно в ЕС).
К сведению
Краткие выводы
-
Анализ ЦМАКП позволяет сделать ключевые выводы:
-
Череда кризисов — симптом глубинной трансформации мировой экономики и смены экономического гегемона.
-
Происходит смещение влияния от коллективного Запада к глобальному Югу, формируется многополярный мир .
-
Китай утверждается как новый лидер глобальной торговли, в то время как США все чаще выступают инициатором санкционной политики. ЕС эволюционирует в сторону наднационального субъекта, иногда действующего вопреки интересам отдельных государств-членов.
-
Цифровая экономика и контроль над данными становятся ключевыми полями экономической и политической борьбы.
-
Усиливаются альтернативные западным институты (БРИКС, ШОС).