Прошедший год задал вектор развития правового статуса ИИ-контента, который будет определять правоприменительную повестку в 2025 г. и, вероятно, в ближайшие несколько лет. В материале проанализируем тенденции, которые продолжают формироваться в сфере интеллектуальной собственности и ИТ (в том числе охраноспособность объектов, создаваемых при помощи ИИ, этические моменты и пр.), а также выделим некоторые основные тренды, которые, на наш взгляд, будут иметь значение для формирования дискурса IP/IT-споров в ближайшем будущем.
Стремительный технологический прогресс неразрывно связан с глобальной цифровизацией и повсеместным внедрением искусственного интеллекта. С учетом этого большое значение придается адаптации правовых систем и правоприменению.
Указанные факторы оказывают прямое влияние на российскую судебную практику, формируя прецеденты, в которых вопросы защиты интеллектуальной собственности и IT-активов тесно переплетаются с требованиями регуляторного комплаенса и рисками экстерриториального применения права.
В условиях динамичного правового ландшафта ключевой задачей становится поиск баланса между защитой инноваций и обеспечением правовой определенности для участников рынка.
Охраноспособность объектов, создаваемых при помощи ИИ
Несмотря на стремительное распространение искусственного интеллекта в новых секторах экономики и активные обсуждения вопросов правового статуса ИИ-контента в академическом поле, практика правоприменения пока не вносит определенности и остается фрагментарной.
Но даже в отсутствие сформированной судебной практики можно выделить судебные акты, которые показывают потенциальное направление для правового развития данной области.
Российские суды признают контент, созданный с помощью ИИ, охраноспособным, если человек внес в него значительный творческий вклад.
Так, дело № А40-200471/2023 стало первым случаем, когда суд подтвердил, что модифицированный с помощью ИИ материал считается объектом авторского права. Ответчик настаивал на том, что, поскольку видеоряд был полностью сгенерирован нейросетью, он не подлежит охране. Однако суд отклонил этот довод и подчеркнул, что технологии Deepfake — это инструмент технической обработки исходного творческого материала, созданного человеком, а не самостоятельный «автор».
Таким образом, был сделан вывод, что использование ИИ не лишает контент статуса произведения, если исходный материал является результатом творческого труда. Это решение заложило основу для последующих споров, утвердив антропоцентричный подход к определению статуса объектов, созданных с использованием ИИ, где ключевым фактором признается наличие и объем участия человека при создании таких объектов.
Аналогичный принцип был применен также и в деле № А42-3966/2023, касающемся спора о защите изображения, сгенерированного с помощью ИИ. Ответчик оспаривал авторские права истца, утверждая, что изображение создано нейросетью.
Однако суд подтвердил, что ключевым критерием определения статуса объектов, созданных при помощи ИИ, остается человеческий вклад. Истец предоставил исходный файл 3D-модели, доказав, что преобразование в формат JPG требовало творческих и технических действий. Метаданные изображения, включая имя автора, стали дополнительным подтверждением его прав.
Несмотря на то, что российская судебная практика постепенно признает творческий вклад человека ключевым критерием охраноспособности объектов, созданных с помощью ИИ, вопрос об объеме и характере такого вклада остается нераскрытым.
Для создателей контента это создает правовую неопределенность: отсутствие четких критериев затрудняет оценку рисков и формирование стратегий защиты прав.
Таким образом, в российской и зарубежной практике сформировался подход, согласно которому объекты, созданные с использованием ИИ, признаются охраноспособными. Однако этот подход имеет правовые неопределенности, особенно в части критериев оценки творческого вклада человека.
Например, остается дискуссионным вопрос о том, достаточно ли для признания объекта охраноспособным лишь формулирования детального промпта и выбора параметров генерации, или же требуется более активное участие человека — например, многоэтапная редактура результата или интеграция выходных данных, сформированных ИИ, в уникальный творческий контекст, изначально созданный человеком.
На эти вопросы судам только предстоит ответить, сформировав единообразную практику. Исходя из текущей ситуации, можно предположить, что правоприменение пойдет по пути дифференциации уровня участия человека.
Если роль человека ограничивается абстрактным запросом к ИИ без дальнейшего творческого вмешательства, суды, вероятно, откажут в защите прав, а если ИИ используется как инструмент для реализации изначальной авторской идеи (например, генерация изображений по детальным промптам с последующей многообразной ручной доработкой), вероятность признания охраноспособности такого объекта высока.
Ответственность за генерируемый искусственным интеллектом контент
Не уходя от темы ИИ, стоит обратить внимание на еще одну важную проблему, которая, вероятно, в 2025 г. получит более четкое правовое решение. Речь идет о вопросах этики и ответственности за результаты, генерируемые системами ИИ.
В то же время какой-либо сформированной судебной практики по подобным вопросам пока не существует. Законодателям лишь предстоит разработать регулирование, которое будет балансировать между интересами разработчиков, которые не могут нести ответственность за непредсказуемые действия ИИ или противоправное использование системы самим пользователем, и правами пользователей и третьих лиц.
Ключевым элементом такой системы могут стать превентивные меры, обязательные для всех компаний-разработчиков:
-
внедрение технических ограничений на генерацию контента, нарушающего закон;
-
размещение явных предупреждений о возможных рисках использования ИИ в конкретных сферах (например, медицина или юридические услуги);
-
прозрачное информирование пользователей о пределах возможностей системы и степени ее автономности.
Но, так или иначе, ответственность не может быть полностью переложена на разработчика. Пользователь, применяющий ИИ-решение, обязан учитывать контекст его использования.
Судебная практика, как за рубежом, так и в России, может столкнуться с необходимостью выработки правовых подходов к определению ответственности разработчиков и поставщиков таких технологий.
Вполне вероятно, что на этом фоне начнут формироваться первые судебные прецеденты, направленные на создание новой правовой базы для регулирования таких ситуаций. При этом появления законодательного регулирования данного вопроса в России пока не ожидается.
Защита товарных знаков в условиях ухода иностранных брендов
В 2024 г. в спорах, связанных с товарными знаками, суды отказывают в досрочном прекращении охраны товарных знаков, если правообладатели соблюдают требования законодательства.
Например, в деле № СИП-1200/2023 общество обратилось в административный орган со спорной заявкой на государственную регистрацию в качестве товарного знака обозначения в отношении товаров 33-го класса МКТУ.
Решением Роспатента в государственной регистрации товарного знака отказано с учетом положений п. 1, 3 и 6 ст. 1483 ГК РФ. Не согласившись с решением Роспатента, общество обратилось в СИП с заявлением о признании названного ненормативного правового акта недействительным.
Президиум СИП посчитал, что при определении сходства спорного обозначения и противопоставленных товарных знаков суд первой инстанции руководствовался правильной методологией, выполнив их сравнение по всем необходимым критериям, а также исходя из производимого обозначениями в целом общего впечатления (постановление Президиума СИП от 24.07.2024 № С01-1059/2024 по делу № СИП-1201/2023).
Аналогично в деле № А62-13366/2023 СИП не согласился с доводом заявителя кассационной жалобы об исчерпании исключительного права истца на товарный знак по международной регистрации, поскольку, согласно выписке из международного реестра знаков WIPO, срок правовой охраны указанного товарного знака, в том числе и на территории Российской Федерации, продлен до 16.04.2031.
При этом Судебная коллегия отметила, что факт регистрации компании в качестве юридического лица на территории иностранного государства не является основанием для освобождения от гражданско-правовой ответственности за нарушение исключительных прав правообладателя, предусмотренной гражданским законодательством Российской Федерации (постановление СИП от 09.10.2024 № С01-1530/2024 по делу № А62-13366/2023).
Лицензирование после ухода иностранных вендоров
При этом, несмотря на уход технологических компаний с российского рынка, в судах рассматривается значительное количество споров между иностранными правообладателями и российскими пользователями программного обеспечения.
Споры связаны с расторжением лицензионных соглашений, блокировкой доступа к ПО и прекращением его техподдержки.
Практика 2024 г. показала, что суды выработали общий подход к разрешению таких споров, так как превалирует защита интересов российских компаний и пользователей, оказавшихся в сложной экономической и технологической ситуации.
Так, например, в деле № А40-244403/2023 общество (истец) и компания (ответчик) заключили партнерское соглашение, согласно которому истец приобретал комплекты технической поддержки. В 2022 г. ответчик объявил о прекращении деятельности в России и в одностороннем порядке отказался от договора, прекратив оказание оплаченных услуг.
Истец потребовал возврата денежных средств за неоказанную поддержку, и суд встал на сторону истца, удовлетворив требования о возврате вознаграждения за неоказанные услуги, применив положения о неосновательном обогащении (ст. 1102 ГК РФ).
Суд первой инстанции пришел к выводу о наличии у ответчика обязанности возврата истцу спорной суммы в качестве компенсации неосновательного обогащения, соразмерно оставшемуся сроку оказания услуг технической поддержки, которые не представлялось возможным оказать.
В 2024 г. апелляционный суд подтвердил законность решения первой инстанции. В итоге с компании взыскано неосновательное обогащение, а также проценты и дальнейшие проценты до момента выплаты.
В иных аналогичных делах суды также продолжают вставать на сторону российских компаний, признавая образование неосновательного обогащения на стороне иностранных технологических компаний, отказавшихся исполнять свои обязательства по договорам (см., например, дела № А40-57185/2024, А40-78980/2024).
цитируем документ
В рассматриваемом случае до даты прекращения действия договора у ответчика отсутствовало обязательство возвратить сумму авансового платежа, поскольку у него было встречное обязательство — оказать услуги. Обязанность по возврату аванса возникла после прекращения обязательства по оказанию услуг и возникновения нового обязательства по возврату суммы неосновательного обогащения.
Решение Арбитражного суда города Москвы от 05.07.2024 по делу № А40-57185/24-51-458
В другом деле суд отметил, что:
цитируем документ
Поскольку ответчиком не представлено доказательств оказания услуг, а также наличия оснований удержания денежных средств в указанном размере, требование истца о взыскании задолженности в размере <…> в соответствии со ст. 309, 310, 779, 1102, 1105 ГК РФ, подлежит удовлетворению.
Решение Арбитражного суда города Москвы от 06.09.2024 по делу № А40-78980/24-6-606
В то же время неизвестно, насколько успешно взыскиваются присужденные суммы.
При этом уход иностранных компаний с российского рынка привел не только к возникновению споров с пользователями их услуг, но и к судебным разбирательствам с российскими дистрибьюторами.
Так, например, истец подал иск о взыскании задолженности по лицензионному договору и неустойки за просрочку платежа (дело № А40-299179/2022). Ответчик заявил встречный иск о расторжении договора и ссылался на прекращение деятельности компании в России, лицензии и доступ к технической поддержке программ для ЭВМ оказались фактически неработоспособны (постановление СИП от 05.07.2024 № С01-1072/2024 по делу № А40-299179/2022).
Суд первой инстанции удовлетворил первоначальный иск частично и взыскал долг и уменьшенную сумму неустойки, а также удовлетворил встречные исковые требования в части расторжения лицензионного договора.
Апелляционный суд изменил размер неустойки, но в остальном подтвердил решение первой инстанции.
Позднее, в 2024 г., СИП оставил судебные акты без изменения, указав, что лицензионное вознаграждение подлежит уплате, поскольку права на ПО были переданы надлежащим образом. Дополнительно суд отметил, что:
цитируем документ
...ответчик при наличии правовых оснований может воспользоваться правом на предъявление регрессного иска, изменение или расторжение договора.
Таким образом, уход иностранных компаний с российского рынка не освобождает местный бизнес от исполнения договорных обязательств. В связи с чем необходимо заранее прописывать в договорах оговорки, условия о форс-мажоре, страховать риски и активно защищать интересы в суде, доказывая действительную невозможность исполнения обязательств.
Сложившаяся судебная практика показывает, что, несмотря на то что большинство иностранных компаний перестало вести деятельность в России еще в 2022 г., судебные споры с ними продолжают появляться.
Основные тенденции указывают на усиление защиты интересов российских пользователей и дистрибьюторов, особенно в вопросах возврата платежей за неоказанные услуги и невыполненные лицензионные обязательства.
Тренды-2025
Подводя итоги, стоит еще раз выделить несколько трендов, которые в том или ином виде сформировались в 2024 г. и явно будут в фокусе внимания в ближайшее время:
1. Тенденция на признание охраноспособности ИИ-контента при условии значительного творческого вклада человека.
В то же время ключевым спорным моментом является неопределенность критериев «человеческого участия».
Ожидается, что судебная практика в ближайшие годы сфокусируется на определении минимального объема творческого вклада, что станет основой для глобальных стандартов.
2. Появление споров об ответственности за действия ИИ.
Такие дела демонстрируют растущую потребность в правовом регулировании вопросов этики и распределения вины между разработчиками и пользователями.
В отсутствие законодательного регулирования отрасли риски для бизнеса и пользователей, скорее всего, сохранятся, что усилит зависимость участников рынка от того, к каким выводам будет приходить судебная практика.
3. Суды последовательно поддерживают российских участников рынка в спорах с иностранными вендорами программного обеспечения, обязывая последних компенсировать невыполненные обязательства.
4. В заключение необходимо отметить, что прямое влияние на формирование судебной практики в 2025 г. будет оказывать факт повышения судебных пошлин.
С одной стороны, данное повышение должно привести к уменьшению количества «патентных троллей», что, безусловно, положительно повлияет на положение добросовестных правообладателей, но, с другой стороны, — в некоторых случаях оно может усложнить доступ физических лиц и компаний (в особенности малого и среднего бизнеса) к правосудию.
В связи с этим можно ожидать более активного развития института медиации как альтернативного способа разрешения споров.
Рост судебных издержек будет стимулировать компании и правообладателей чаще прибегать к досудебному урегулированию, минимизируя затраты и снижая правовые риски.