Недействительность решений общих собраний участников корпораций: ничтожными их признают все чаще

Действует ли на практике правило о том, что ничтожность сделки не нужно доказывать в судебном порядке? Как разрешаются противоречия между положениями ГК РФ и нормами законов об АО и ООО? Можно ли «исцелить» решение собрания, если оно ничтожно из-за несоблюдения нотариальной формы протокола? Какими приемами пользовались мажоритарии в конце 90-х — начале 2000-х гг. для проведения собраний в своих интересах в ситуациях «корпоративных войн»? Об этих и других вопросах читайте в материале.

Одна из ключевых тем в судебной практике в области корпоративного права — признание недействительными ничтожных решений собраний акционеров АО и участников ­­ООО и связанные с этим коллизии норм ГК РФ и специальных корпоративных законов. Обновленная глава в ГК РФ о решениях собраний, которая появилась вследствие реформы 2012—2014 гг., добавила вопросов и казусов в практике. В рамках конференции выпускников ­­РШЧП «Решения собраний: корпоративное, вещное право», состоявшейся в конце октября, свой доклад представил Дмитрий Степанов, к.ю.н, партнер Адвокатского бюро «­­ЕПАМ», доцент ­­НИУ ­­ВШЭ.

История вопроса: законодательство и «корпоративные войны»

В самом начале выступления спикер напомнил слушателям об истоках проблемы. Изначально оба корпоративных закона — Федеральный закон от 26.12.95 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об АО) и Федеральный закон от 08.02.98 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее — Закон об ­­ООО) — исходили из оспоримости решений собраний (акционеров и участников). Сама конструкция признания решения оспоримым была сконструирована следующим образом: если акционеру (участнику) решение не нравится, он должен пойти в суд и заявить соответствующие требования. А суд, оценив существенность нарушения, мог признать решение недействительным — либо не признать. Поэтому одним из ключевых вопросов, который обсуждала судебно-арби­т­раж­­ная практика, был вопрос о степени существенности нарушения. При этом идеология ­­ВАС РФ в конце 90-х — начале 2000-х гг. была довольно простая: мажоритарный акционер или участник может принимать любые решения — разумеется, если у него хватает голосов — главное, соблюдать форму созыва и проведения собрания. Тем самым, если формально все ограничения и процедурные моменты соблюдены, решение должно устоять. Правило действовало симметрично и в обратную сторону: решение «слетит», если при подготовке или проведении собрания были допущены грубые процедурные нарушения корпоративного законодательства, которые сделали невозможным участие других акционеров или участников, даже если количество голосов позволяло принять это решение.

Дмитрий Степанов пояснил, что в то время подобная идеология объяснялась текущими проблемами практики. Многие «корпоративные войны» проходили в похожем формате. Суть заключалась в следующем: один из акционеров или участников созывал собрание и проводил его не по месту нахождения общества, а в каком-то другом, часто труднодоступном месте. Все формальности, связанные с созывом и проведением собрания, соблюдались, однако у миноритариев не было реальной возможности попасть на него. Докладчик проиллюстрировал этот метод двумя яркими примерами, описывающими способы, посредством которых исключалась возможность участия неугодных на собрании. Первый пример — проведение собрания по известному адресу, где находилось предприятие — завод. Поскольку территория завода представляла собой несколько корпусов, а собрание проводилось хоть и на территории завода, но в каком-нибудь подсобном помещении, попасть на это собрание, не зная точной локации, было практически невозможно. Второй пример спикер охарактеризовал как «еще более циничный». Суть его сводилась к тому, что участники (акционеры) приходили по известному адресу, в котором, в отличие от первого примера, место проведения было указано подробно, вплоть до номера офиса. Однако они «совершенно случайно» застревали в лифте ровно на пе­рио­д проведения собрания — например, на 1,5 часа. Таких случаев в то время было великое множество. Подобные ситуации, которые случались на практике, спровоцировали подход, когда суд должен был оценить, насколько те или иные процедурные нарушения были грубыми и сделали в принципе невозможным участие в собрании тех или иных акционеров.

В тот пе­рио­д корпоративные законы исходили из того, что решения общих собраний участников и акционеров, решения советов директоров являются оспоримыми, а не ничтожными. Но в 2009 г. был принят пакет поправок в процессуальное и материальное законодательство — так называемый «антирейдерский закон». Тем самым на уровне законов об АО и ­­ООО произошла фиксация ряда случаев, когда те или иные корпоративные решения можно признать ничтожными — то есть недействительными изначально, без заявления отдельного иска. Суд, рассматривая спор по недействительной сделке, совершенной, например, неуполномоченным директором, просто мог констатировать, что если собрание проведено при определенных нарушениях (к самым типичным можно отнести отсутствие кворума, отсутствие необходимого количества голосов), принятое на нем решение не порождает никаких пос­ледствий, поэтому его не нужно принимать во внимание.

Судебная практика образца 90-х

Что же происходило в судебно-арбит­раж­­ной практике? По словам спикера, практика довольно рано, а именно в 1997 г., приоткрыла эту калитку под названием «ничтожность». Хотя слово «­ничтожность» буквально там не использовалось — в до­кумен­те шла речь о недействительности соответствующего решения вне зависимости от признания его таковым судом.

Докладчик обратил особое внимание на одно из оснований такой недействительности: «если решение принято с иным существенным нарушением законодательства» (п. 9 совместного постановления Пленумов ВС РФ и ­­ВАС РФ от 02.04.97 № 4/8 «О некоторых вопросах применения Федерального закона „Об акционерных обществах“»).

По мнению Д. Степанова, подобная формулировка была слишком широкой: под «иные существенные нарушения» можно подвести все что угодно. Более того, произошло наложение правовых конструкций. С одной стороны, при режиме оспоримости суды рассматривали, насколько то или иное нарушение является существенным, с другой — при ничтожности судам предлагалось выяснить примерно то же самое. Что мы получили на практике? До 2003—2004 гг. суды крайне неохотно констатировали, что решение является ничтожным — не порождающим изначально никаких правовых пос­ледствий. Как правило, они говорили о необходимости оспорить это решение, а до тех пор, пока оно не было признано недействительным, презюмировалась его действительность.

Возвращаясь к практике «корпоративных войн», спикер отметил, что одной из самых распространенных являлась ситуация со сменой директора. Например, нередко в суды являлись несколько представителей одного юрлица (истца или ответчика) и разные юристы выкладывали на стол судьи разные доверенности, выданные разными директорами.

Зачастую такой директор избирался за несколько минут до судебного заседания. Представитель заявлял: «Меня только что избрали, протокол не оспорен, значит, я имею полномочия». Разумеется, на месте этого решения могло быть и другое: об одобрении сделки, увеличении уставного капитала и т.д. Суды при этом крайне неохотно констатировали, что такое решение, принятое перед самым заседанием, является недействительным. Судебная практика исходила из того, что большая часть решений являются оспоримыми и только в совсем возмутительных случаях суды говорили о том, что решение изначально ничтожно.

Дмитрий Степанов пояснил, что видит причину такой ситуации в двух идентичных конструкциях, которые получили суды. С одной стороны, в общем режиме оспоримости нужно оценивать существенность нарушений; с другой — выяснив, что нарушение по подготовке и проведению собрания являлось существенным, можно констатировать ничтожность решения. Значит, суды в обоих случаях должны были руководствоваться одним и тем же критерием и оценивать существенность тех или иных нарушений. Боясь отмен смелых судебных актов, суды не применяли норму о ничтожности без соответствующего решения. ­­ВАС РФ скорректировал позицию в 2003 г., и количество случаев, когда суд мог признать решение ничтожным, было сокращено (п. 26 постановления Пленума ­­ВАС РФ от 18.11.2003 № 19 «О некоторых вопросах применения Федерального закона „Об акционерных обществах“»).

2003 г.:переломный момент в законодательстве и практике

Самое важное — в новом подходе исключили оценку существенности нарушений. Начиная с 2003 г. суду не дозволялось констатировать существенность нарушений при подготовке и проведении собрания и сделать вывод о ничтожности решения. Количество случаев ничтожности было заужено — их осталось три.

Во-первых, это решение, принятое с нарушением компетенции (например, директор должен избираться советом директоров, а его избирает собрание акционеров или участников). Во-вторых, это решение, принятое при отсутствии кворума, необходимого большинства. В-третьих, это решение по вопросу, не включенному в повестку дня. Например, собирались проводить собрание с повесткой дня о внесении изменений в устав по филиалам, а на самом собрании неожиданно появляется вопрос об одобрении крупной сделки (отчуждению всех активов общества). Акционеры могли не прийти на собрание, так как вопрос первоначальной повестки не существенный, а те, кто присутствовали, голосовали без них за вопрос, который из юридического лица делал «корпоративную пустышку». Вполне логично, что эти ситуации тоже были включены в режим ничтожности (п. 26 постановления Пленума ­­ВАС РФ от 18.11.2003 № 19 «О некоторых вопросах применения Федерального закона „Об акционерных обществах“»).

Начиная с 2003—2004 гг. суды все чаще стали говорить, что если решение подходит под один из пунк­тов, указанных в названном постановлении Пленума ­­ВАС РФ, то оно изначально недействительно — то есть ничтожно. Нельзя сказать, что практика сразу стала однозначной (некоторые суды продолжали считать, что сначала нужно в судебном порядке заявить соответствующее требование), однако констатировать ничтожность суды стали все чаще.

2011—2015 гг.: обновленный ГК РФ, спор о приоритете норм, презумпция оспоримости

В 2011—2013 гг. идет разработка поправок в ГК РФ. Специальная глава, посвященная решениям собраний, закрепила ряд принципиальных позиций.

Позиция первая: специальная глава о решении собраний не применяется для корпоративных решений. Это был принципиальный компромисс между разработчиками ГК РФ и их критиками — от правительственных до бизнеса. Как разъяснил докладчик, критика была очень простая и понятная: кроме норм специальных законов (об АО и ­­ООО) у нас есть огромный пласт судебной практики под эти нормы, которая действует с середины 90-х гг. Если переписать ГК РФ таким образом, что регулирование решений всех собраний, в том числе решение собраний в АО и ­­ООО, начнет строиться по новым правилам ГК РФ, это означает, что прежняя практика подлежит аннулированию или неприменению. Из этих сугубо практических соображений было решено, что корпоративные решения будут жить по тем правилам и практике, которые сложились. А для неурегулированных си­туаций будут действовать общие нормы ГК РФ, что, возможно, позволит в дальнейшем корпоративным решениям тоже со временем «подтянуться» к этому стандарту.

Вторая позиция: провозглашена общая презумпция оспоримости, а ничтожность признана исключением из общего правила. В 2014 г. корпоративные юристы расслабились: можно жить так же, как раньше, руководствуясь теми судебными позициями, которые были в судебной практике, и нормами специальных корпоративных законов, к которым мы привыкли, — законов об АО и ­­ООО.

В первом приближении суды подтвердили эту логику. Так, ВС РФ в 2015 г. подтвердил, что специальные законы имеют приоритет над общими, но, если какие-то вопросы специальным законом не урегулированы, действует общая норма ГК РФ.

­цитируем ­до­кумен­т

Нормы главы 9.1 ГК РФ к решениям собраний применяются в части, не урегулированной специальными законами, или в части, конкретизирующей их положения, например, о сведениях, указываемых в протоколе (п. 3—5 ст. 181.2 ГК РФ), о заблаговременном уведомлении участников гражданско-правового сообщества о намерении обратиться в суд с иском об оспаривании решения собрания (п. 6 ст. 181.4 ГК РФ), об основаниях признания решения собрания оспоримым или ничтожным (п. 1, 2, 7 ст. 181.4, ст. 181.5 ГК РФ).

Пункт 104 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Постановление Пленума ВС РФ № 25)

В конкретных практических ситуациях возникали сложности, однако кассационные суды вторили этой позиции. В подтверждение Дмитрий Степанов привел конкретные случаи из практики. Так, например, истцы ссылались на нормы ГК РФ и аргументировали это тем, что Гражданский кодекс — нормативный акт, находящийся на одном уровне с любым другим федеральным законом, но это новый, более поздний закон, а значит, он отменяет норму ранее принятого закона (корпоративных законов). Таким образом, если в ГК РФ установлен срок исковой давности, то должен применяться именно этот срок. При этом нормы корпоративных законов по исковой давности на оспаривание решений собрания акционеров или участников применяться не должны, поскольку данные законы до сих пор не приведены в соответствие с ГК РФ. Кассационные суды эти аргументы не приняли и указали, что прио­ритет имеет специальный закон, а не принятый позднее, поэтому нужно применять срок исковой давности, указанный в специальном законе (постановления АС Волго-Вятского округа от 29.09.2016 № Ф01-4016/2016 по делу № А82-15466/2015, АС Западно-Сибирского округа от 21.02.2018 № Ф04-5817/2017 по делу № А70-7357/2017, АС Поволжского округа от 05.03.2018 № Ф06-20690/2017 по делу № А12-42150/2016, от 04.04.2017 № Ф06-18912/2017 по делу № А65-30897/2015, от 26.11.2015 № Ф06-2547/2015 по делу № А55-25881/2014).

Похожая ситуация сложилась в отношении вопроса о порядке оспаривания. Истцы заявляли, что ГК РФ — более поздний акт, специальные законы не приведены в соответствие с ним, а значит, заявлять требование о признании недействительным как ничтожного или оспоримого решения собрания нужно по нормам ГК РФ. Но кассационные суды снова решили, что приоритет за специальными законами, так как начальная ста­тья в главе о решениях собраний говорит, что нормы специальных законов имеют приоритет над нормами более общего закона (см. постановления АС Волго-Вятского округа от 01.04.2015 № Ф01-474/2015 по делу № А82-653/2014, АС Дальневосточного округа от 21.09.2017 № Ф03-3537/2017 по делу № А24-5092/2016, от 13.01.2016 № Ф03-5451/2015 по делу № А51-6152/2015, АС Западно-Сибирского округа от 30.11.2018 № Ф04-4001/2018 по делу № А70-13808/2017, от 18.10.2018 № Ф04-3601/2018 по делу № А46-16740/2017, АС Северо-Кавказского округа от 14.09.2017 № Ф08-6443/2017 по делу № А32-5178/2017).

В отношении саморегулируемых организаций — аналогичная ситуация. ­­СРО является некоммерческой организацией. Сейчас в разных судах рассматриваются несколько десятков споров, когда участники спорят с ­­СРО по вопросам взносов, принятия решений об исключении участника из ­­СРО и т.д. Вопрос все тот же: по каким правилам и с какой исковой давностью рассматривать эти споры? Суды говорят, что ГК РФ не имеет значения — нужно применять специальный закон, посвященный этому виду ­­СРО или этой ­­СРО (см. постановления АС Центрального округа от 08.04.2019 № Ф10-1189/2019 по делу № А83-3226/2018, АС Дальневосточного округа от 12.04.2016 № Ф03-1187/2016 по делу № А59-2931/2015).

Однако, несмотря на то что в названном Постановлении Пленума ВС РФ № 25 указано на приоритет специального закона, на практике не все так однозначно. Дмитрий Степанов отметил, что есть множество дел, где ставится вопрос о том, какой срок исковой давности применять к требованиям о признании недействительными решений ­­ОСА или ­­ОСУ, если основания ничтожности закреплены в ГК РФ. ВС РФ применительно к этому случаю высказал следую­щую позицию: для таких решений, которые указаны в ГК РФ, применяется общий срок исковой давности (Определение ВС РФ от 18.03.2015 по делу № 305-ЭС14-4611).

Однако встречается и иной подход по тому же вопросу: решение ­­ОСУ независимо от того, является ли оно оспоримым или ничтожным, подлежит обжалованию в срок, установленный п. 4 ст. 43 Закона об ­­ООО (постановление АC Северо-Западного округа от 11.09.2019 № Ф07-10120/2019 по делу № А21-2226/2018).

Противоречивые подходы порождают курьезные случаи. Так, например, в одном и том же суде с разницей в несколько недель суд принял два противоречивых судебных акта, применив разную исковую давность. В одном случае суд указал, что решение ­­ОСУ подлежит оспариванию в срок, установленный п. 4 ст. 43 Закона об ­­ООО, в другом — что применяется общий срок исковой давности по ГК РФ.

Ничтожное решение нельзя «исцелить» путем его пос­ледующего подтверждения

В уже упомянутом Постановлении Пленума ВС РФ № 25 была заложена опасная норма-разъяснение, которая говорила в том числе о форме протоколов.

Спикер посетовал, что, руководствуясь этим разъяснением, суды стали принимать «под копирку» написанные судебные акты о том, что в непубличной компании (АО или ­­ООО) протокол нужно заверять определенным образом — нотариально (по умолчанию) либо способом, который указан в уставе или в единогласном решении участников. Принятие решения в нарушение такой формы априо­ри ничтожно. Доходит до смешного: все участники собираются на собрании, забывают об этой норме, не подтверждают протокол как положено по закону, и через некоторое время решение признается недействительным-ничтожным. Они собираются снова и пытаются «подтвердить» ранее принятое ничтожное решение. Однако суть ничтожности заключается в том, что «исцеление» в данном случае невозможно: суды не допускают конвалидацию ранее принятых решений. Главный тезис — решение о подтверждении чего-то ранее признанного ничтожным тоже ничтожно.

Д. Степанов высказал сомнения в целесообразности такого подхода: ведь норма о форме протоколов принималась именно для того, чтобы волю участников не извратили, а если воля всех участников видна — включать режим ничтожности незачем. Спикер дал рекомендацию для практикующих юристов о правильной пос­ледовательности действий в таком случае: нужно созывать новое собрание с аналогичной повесткой и принимать похожее решение с соблюдением формы и всех процедурных моментов, а главное — ни в коем случае не делать ссылку на «подтвер­ждение» чего-либо ранее принятого.

Ничтожных решений будет все больше

Помимо приведенных примеров, докладчик рассказал и о других случаях ничтожности:

• ничтожно решение ­­ОСА об одоб­рении крупных сделок, которые якобы не нужно было одобрять, потому что нарушена компетенция органов ­­ПАО (постановление АС Московского округа от 30.04.2019 № Ф05-24063/2018 по делу № А40-99921/2018);

• ничтожно решение о смене адреса, изменении устава, поскольку это нарушает ст. 10 ГК РФ и делает невозможным участие акционеров в управлении обществом (постановление АС Западно-Сибирского округа от 26.12.2018 № Ф04-4926/2018 по делу № А45-1142/2018);

• в отсутствие единогласия участников решение о реорганизации ­­ООО ничтожно, а сама реорганизация признается несостоявшейся (постановление АС Московского округа от 28.02.2018 № Ф05-1269/2018 по делу № А41-74327/16).

Многие новые случаи ничтожности, которые появились, сложно было смоделировать и спрогнозировать, когда принималась новая редакция ГК РФ. По мнению Дмитрия Степанова, количество случаев ничтожности решений, которые не охватываются основаниями из специальных законов или из общих случаев, описанных в ГК РФ, будет расширяться. Вполне вероятно, что мы снова придем к ситуации, обрисованной в начале доклада: той самой, которую Пленум ВС РФ обозначил в 1997 г. Суды де-факто будут оценивать существенность нарушения и признавать либо не признавать решения ничтожными. Поэтому убеждение юристов о том, что все случаи ничтожности описаны в корпоративных специальных законах, — неправильное и самоуверенное. Практика вполне может пойти своим путем, ориентиры которого четко видны в приведенных кейсах — когда суд будет видеть ничтожность во многих случаях и буквально на ровном месте.