Практические проблемы вещного права в свете «забуксовавших» реформ гражданского законодательства

| статьи | печать

Намерение юридического сообщества провести реформу гражданского законодательства обозначилось несколько лет назад. Однако до сих пор у законодателя, что называется, не дошли руки до одной из самых важных и сложных составляющих гражданского права. Речь идет о разделе «Вещное право» той редакции Гражданского кодекса РФ, которая была предусмотрена законопроектом № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее — Проект ГК РФ, Проект). Проект тот благополучно прошел первое чтение, потом был разбит на отдельные части, каждая из которых зажила своей жизнью. Вещные права у законодателя оказались явно не в приоритете. Между тем само вещное право развивается, участники оборота начинают сами создавать правила игры. Об этом говорили на научно-практической конференции «Актуальные проблемы современной реформы российского законодательства об ограниченных вещных правах: история и современность», которую организовали и провели Lextorium и Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.

С тех пор, как Проект ГК РФ в той части, которая посвящена вещному праву, пропал без вести в коридорах Госдумы, научные дискуссии на тему вещного права постепенно стихли, отметила, открывая конференцию, Ирина Емелькина, д.ю.н., профессор РАНХиГС. Часть юридической общественности замерла в некоем состоянии правоожидания, часть устремилась осваивать новую реальность: цифровую экономику, цифровые финансовые активы и т.д. Это актуально, заметила эксперт, но призвала не забывать крылатую фразу: «Вещное право вечно, и проблемы, с ним связанные, тоже вечны».

Обеспечительная функция ограниченного вещного права

С 2012 года, когда в Госдуму был внесен законопроект № 47538-6, дискуссии, посвященные вещному праву, как-то поутихли, хотя сегодня налицо неопределенность в вещных правах. Надо согласиться, говорит И. Емелькина, что раздел II ч. I ГК РФ настоятельно требует совершенствования: то, что было создано в 1995 году, было актуальным для другой эпохи. Более того, те вещные права, которые в действующем ГК РФ существуют, по сути, заблокированы Земельным кодексом РФ.

Эксперт сосредоточилась на том положении Концепции развития гражданского законодательства, в котором сказано, что основной целью внесения изменений в ГК РФ является обеспечение стабильности гражданского оборота. Эта стабильность достигается в том числе созданием новых эффективных обеспечительных средств для исполнения обязательства. Собственно, к этому стремится и законодатель: новые институты, которые появились в ходе обновления действующего ГК РФ, имеют в основе новые обеспечительные конструкции. И счета эскроу, и условное депонирование, и обеспечительный платеж, и обеспечительный факторинг прежде всего направлены на стимулирование должника к надлежащему исполнению обязательства. Когда-нибудь эти новые нормы дадут результат. Сегодня уже в бизнес-сообществе превалирует скептическое отношение к залогу. Залог подчас неудобен, потому что процедура его реализации сложна (приходится обращать взыскание, продавать с публичных торгов), законодательство несовершенно. Поэтому получили популярность модели, в соответствии с которыми при обеспечении вещь находится в руках кредитора, должник только при выплате долга приобретает право собственности. Это прикрывается иными гражданско-правовыми конструкциями, которые на сегодняшний момент вполне успешно работают: это РЕПО, это возвратный лизинг, это купля-продажа с сохранением права собственности за кредитором до полной выплаты долга. Лишь возможность злоупотребления кредитора, которую подразумевают эти конструкции, стала основанием для того, чтобы они не стали повсеместными. В то же время вопрос об обеспечительной функции вещного права остался открытым.

Обеспечительная функция вещного права актуальна и в зарубежных правопорядках. Мы привыкли к тому, что ограниченное вещное право — это право пользования. И статья 216 ГК РФ, за исключением залога, все остальные права рассматривает именно как права пользования. Но ведь еще пандектисты, когда формировали систему вещных прав, обратили внимание на то, что ограниченные вещные права дают не только право пользования, ими можно еще обеспечивать обязательства. Поэтому и была создана трехзвенная система вещных прав: права пользования, ожидаемые права преимущественного приобретения и — вещное обременение и залог. То есть обеспечительная функция вещного права работает очень давно.

Рассмотрим в качестве обеспечительной конструкции возвратный лизинг как наиболее востребованную модель обеспечения — он актуален при продаже движимых вещей (например, автоломбардов). В литературе эту конструкцию часто называют обеспечительной собственностью. Действительно, такая категория имеет место, на взгляд И. Емелькиной. Но эксперт не принимает то, что введение обеспечительной собственности аргументируют возможностью, или даже наличием, в российском правопорядке временной собственности. Возвратный лизинг, уверена эксперт, дает кредитору полноценное право собственности. Оно обременено, конечно, правом лизингодателя. Немцы, кстати, применили к этой конструкции право ожидания, которое известно у нас, и в Концепции развития гражданского законодательства оно предусмотрено, и в Проекте ГК РФ о вещных правах. Немецкий правопорядок полагает, что лизингодатель —собственник, но он обременен сильным ограниченным вещным правом. Эта конструкция для России более близка, чем временная собственность. Кроме того, сильное ограниченное вещное право предоставляет возможность виндикационных исков, возможность обладателя вещи (должника) защищать свое право виндикацией.

Механизмы защиты интересов сторон

Говоря об обеспечительной собственности, нужно сказать, что если российский правопорядок остановится на ней, то необходимо будет обсуждать не только ее правовую природу, но и механизмы защиты интересов сторон. Когда речь идет о недвижимости, для этого вещного права должна быть предусмотрена регистрация, что, конечно, внесет определенное упорядочение. Более того, если такое ограниченное вещное право будет зарегистрировано, то приобретателя чужой вещи (если лизингополучатель ее продаст) сложно будет признать добросовестным, так как он мог из реестра узнать об обременении на эту вещь.

Здесь И. Емелькина опять обратилась к зарубежному опыту. В немецком праве есть положение о банкротстве, где о праве ожидания сказано следующее: если должник, владеющий имуществом, становится банкротом и принадлежащие ему вещи входят в конкурсную массу, то продавец-кредитор оказывается в преимущественном положении. Он вправе требовать передачи ему вещи, но должен заплатить и внести в конкурсную массу ту часть денег, которую должник успел выплатить. Есть и другое интересное правило у немцев. Кредиторы такого должника, если вещь описана, могут за банкрота заплатить долг, внести деньги в конкурсную массу, и тогда право собственности переходит к должнику и сохраняется в конкурсной массе. Как представляется, такие конструкции, которые уже проверены практикой, которые работают, нельзя игнорировать.

Ипотека как вещное право

Та ипотека в системе вещных прав, какой она задумывалась по проекту изменений в ГК РФ, на сегодняшний день уже неактуальна, считает Александра Маковская.

Применительно к ипотеке в действующем ГК РФ имеется правило (ст. 334 ГК РФ), косвенно свидетельствующее о том, что уже сегодня законодатель рассматривает ипотеку как вещное право. В принципе, считает А. Маковская, это недосмотр законодателя, потому что это положение было рассчитано на то, что в рамках реформы ГК РФ все части проекта будут приняты вместе, и в разделе «Вещные права» будет, наконец, прямо указано новое вещное право — ипотека.

С точки зрения эксперта, непринятие раздела ГК РФ о вещных правах принципиально на судьбу сегодняшней ипотеки уже никак не влияет по одной глобальной причине. Эта причина заключается в том, что фактически ныне залогодержатель по ипотечному кредиту обладает всем инструментарием защиты своего права залога, которое предоставляет гражданское законодательство для защиты вещного права. У нас уже есть три прямо названных соответствующих права:

  • статья 335 ГК РФ, защающая добросовестного залогодержателя;

  • статья 33 Федерального закона от 16.07.98 № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)» (далее — Закон об ипотеке), которая говорит о том, что в случае если залогодатель утратил право собственности по заложенной недвижимости помимо воли, но не предпринимает действий, чтобы возвратить потерянное имущество, залогодержатель имеет право заявить об истребовании этого имущества и возврате его залогодателю. Также она констатирует, что если имущество, заложенное по договору об ипотеке, оказалось в незаконном владении третьих лиц, залогодержатель вправе, действуя от своего имени, истребовать это имущество;

  • право залогодержателя заявить иск об освобождении заложенной недвижимости от ареста, если оно было арестовано в рамках исполнительного производства (см. совместное постановление Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 № 10/22).

Почему еще Проект ГК РФ в части, которая касается ипотеки, уже можно, грубо говоря, списать в утиль?

С позиций Проекта ГК РФ в части вещных прав общие нормы о залоге к ипотеке не должны были применяться. В актуальном же регулировании есть нормы, которые могли бы регулировать ипотеку как вещное право (ограниченное), и они закреплены именно в общих нормах ГК РФ о залоге. И они не бьются с положениями Проекта.

Одно правило закреплено в ст. 339 ГК РФ, которая предусматривает так называемый тотальный или глобальный залог, когда залогодатель-предприниматель может заложить все, что ему принадлежит, в обеспечение своих обязательств. Что противоречит нормам Проекта ГК РФ: там совершенно четко указано — предметом ипотеки может быть только индивидуально определенное имущество, и в рамках аморфного «всего имущества» недвижимость никак не может быть заложена.

Есть еще одна группа норм Проекта ГК РФ, в отношении которых А. Маковская вынуждена была признать: они устарели. В одном случае — по политико-правовым, назовем их так, причинам, в другом — по фактическим.

Начнем со второго. По проекту изменений ГК РФ такая ценная бумага, как закладная, может быть выдана только по независимой ипотеке. Представляете, если сказать об этом банкам, которые сегодня не только закладными оперируют, но и «пробили» внесение в Закон об ипотеке правило об электронной закладной. И заявить им: все, что выдавалось по акцессорной ипотеке, и закладные в том числе, необходимо уничтожить. Так что Проект, можно предположить, встретит бешеное сопротивление.

Политико-правовая причина потери актуальности Проекта ГК РФ заключается в следующем. Центральное звено конструкции Проекта ГК РФ по ипотеке посвящено описанию предмета ипотеки. И все это описание исходит из того, что никаких прав аренды недвижимости как предмета ипотеки в принципе быть не может. Не важно, идет речь о праве аренды земельного участка под зданием или о праве аренды в отношении офисного центра, к примеру. Потому что идеология была, когда писали проект, такова, что право аренды земельных участков под недвижимостью — это ненормальная конструкция. С этой точки зрения авторы Проекта описали весь предмет ипотеки, исходя из того, что есть недвижимость, которая закладывается в виде здания (строения, сооружения) либо в качестве единого объекта недвижимости. Фактически сегодня нельзя убедить участников оборота, что такое близкое им право аренды на земельный участок под их зданиями (строениями, сооружениями) должно умереть. Оборот этого просто не примет. Поэтому, заключила А. Маковская, из Проекта ГК РФ все, что там написано про ипотеку, надо убирать и описывать — в новой уже редакции — реальную жизнь.

Публичные сервитуты: вперед в прошлое

О том, какими сюрпризами законодатель обогатил институт сервитута, приняв Федеральный закон от 03.08.2018 № 341-ФЗ «О внесении изменений в Земельный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части упрощения размещения линейных объектов» (далее — Закон № 341-ФЗ), рассказал Даниил Монахов.

Поскольку, начал свое выступление докладчик, в российском правопорядке в отношении сервитутов долгое время существовала правовая лакуна, при возвращении в ГК РФ на сервитуты посмотрели если не на как обязательственное право, то, по крайней мере, через очки обязательственного права. И сама формулировка ст. 274 ГК РФ отсылает нас к обязательственному праву. В результате практика сложилась таким образом, что периодические платежи за право пользования при сервитуте стали обыденным делом, что никак не согласуется с классической моделью.

Более того, сам ГК РФ подталкивает к тому, чтобы не договариваться с соседом, как при купле-продаже сервитута, а идти в суд и принуждать к установлению сервитута. И это подталкивание не очень способствует тому, чтобы в России нормально развивался институт сервитута: нет свободных отношений субъектов, а главенствуют принудительные моменты, которые через публичную власть навязываются частному собственнику.

Что касается развитых правопорядков, там тоже имеет место установление сервитутов в принудительном порядке, но в полной аналогии с изъятием вещи для публичных нужд. Если государство, общество нуждаются в том, чтобы пользоваться чьей-то вещью, если публичный интерес превалирует над частным, тогда через суд публичная власть может изъять участок, с выплатой соответствующей компенсации. И здесь присутствует абсолютная аналогия с установлением ограниченных вещных прав.

Что у нас происходит с новыми публичными сервитутами, которые введены Законом № 341-ФЗ? А происходит отход от защиты интересов частных собственников. То есть тенденция отхода от неприкосновенности частной собственности продолжена фактически в неприкрытом виде. Первое, что бросается в глаза, — публичные сервитуты, согласно нормам Закона № 341-ФЗ, устанавливаются административным актом. И здесь можно усмотреть явное противоречие с п. 1 ст. 35 Конституции РФ, запрещающим изымать собственность без суда.

Второе, на что стоит обратить внимание, — изъятие происходит не в публичных интересах, а в интересах конкретных лиц. По сути, закон говорит, что частное лицо, то есть госмонополия, или компания, прокладывающая связь, или иные лица (перечень даже не закрытый) могут пойти к субъекту публичной власти, обосновать свой интерес, и этот субъект административным актом лишает тех или иных собственников правомочий в отношении их участков. Здесь усматривается нарушение конституционных базовых принципов и принципов гражданского права, поскольку в такой конструкции не только нет свободного изъявления воли собственника, но нет и соответствующего судебного разбирательства. Суд в этой цепочке не фигурирует.

Неоднократно говорится в тех изменениях, которые Закон № 341-ФЗ ввел в Земельный кодекс, о том, что у публичного сервитута есть границы. Они должны отмечаться в кадастре, регистрироваться в реестрах. По мнению докладчика, это архаичный подход древнего римского права, от которого классическое римское право уже отказалось, поскольку было определено, что сервитут обременяет всю вещь целиком, а не какую-то ее часть. Тем не менее наше законодательство говорит именно об определенных границах

Следующее необычное для традиционных представлений о публичном сервитуте положение заключается в том, что сооружение, которое прокладывается через участок, является господствующей вещью относительно этого публичного сервитута. То есть сервитут привязывается к линейному объекту. И всякий собственник данного линейного объекта логичным образом является обладателем публичного сервитута тех обремененных земельных участков, по которым проходит линейный объект. Подход нашего законодателя заключается в том, что линейное сооружения является само по себе недвижимым имуществом (в отличие от германского права, где подобные линейные объекты считаются движимым имуществом), которое расположено на чужом недвижимом имуществе. И к тому же является господствующей вещью, по отношению к той вещи, на которой она находится. «Это крайне новаторски, неортодоксально выглядит для сервитутного права», — не удержался от колкости эксперт.

Закон № 341-ФЗ также предусмотрел возможность переоформления права бессрочного пользования и аренды в публичный сервитут. То есть те линейные объекты, которые раньше на праве аренды располагались на участке, могут теперь по заявлению собственника линейного объекта быть переведены в публичный сервитут. Что тоже выглядит нетривиальным подходом, поскольку арендные отношения предполагают двустороннюю связь между собственником земли, который заинтересован в арендной плате, и публичным собственником линейного объекта. Закон говорит, что теперь лицо, имеющее в арендном правоотношении линейный объект, может в одностороннем порядке выйти из двусторонних отношений на основании одностороннего заявления. Более того, при переоформлении арендного правоотношения происходит снятие участка с государственного учета. Получается, что объект недвижимости, ранее зарегистрированный, исчезает просто по заявлению какого-то лица.

Подобное регулирование, которое противоречит классическим подходам гражданского права, предполагающим частных субъектов независимыми, двигает нас в сторону нашего недавнего прошлого. Того прошлого (или будущего?), когда властям виднее, что должно находиться на участке лица, который они обременяют, не спрашивая само лицо, что оно обо всем этом думает.