«Сговор диктаторов», «кровавый договор» — так принято называть сегодня советско-германский договор 1939 г. Именно с него будто бы началась Вторая мировая война. Не заключи СССР пакт Молотова — Риббентропа, может быть, и не было бы ни блокады Ленинграда, ни печей Освенцима и Бухенвальда.
Нельзя было и помыслить, чтобы в советской прессе появились какие-то близкие всему этому оценки. Начало Второй мировой в СССР по сути относили не к 1 сентября 1939 г., а к более ранним по времени военным действиям в Манчьжурии (1931—1932 гг.), Китае (1937 г.), Эфиопии (1935 г.), Албании (весна 1939 г.) и Испании (1936—1939 гг.). Мир уже тогда стремительно катился к войне. Возросшие аппетиты Германии, Японии и Италии ничто не могло удовлетворить, а потому подписание советско-германского договора 1939 г. всегда признавалось у нас мерой вынужденной, оградительной и по целому ряду причин, безусловно, необходимой. В первую годовщину его подписания, в августе 1940 г., о нем появился в газетах даже целый ряд позитивных материалов. Главные итоги сложившегося за год сотрудничества с Германией обозначил В. Молотов. Это были и перенесение границ, и получаемые из Германии прогрессивные технологии, и появившаяся возможность экспортировать на Запад через Германию продукты сельского хозяйства…
Важность произошедших геополитических изменений не вызывает сомнений. После позорного мюнхенского сговора и сдачи Чехословакии ее «союзниками» СССР оказался в крайне затруднительном положении. Ничто теперь не гарантировало его безопасность. На востоке к нашим границам подбиралась Япония. На Западе при недружественных отношениях СССР с правительствами Польши и прибалтийских стран его территория оказалась включенной в зону интересов гитлеровской Германии. Даже «заклятый друг Страны Советов» Уинстон Черчилль был вынужден признать, что «Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы… Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».
В 1941-м, когда все висело на волоске, не спасли ли нас эти отодвинутые границы? Не спасло ли нас полученное в отступательных боях время? Не выручило ли нас и время от 1939 до 1941 г.? Далеко не все тогда было сделано, но то, что было сделано, такой ли малый пустяк?
Казалось, для панических страхов не было никаких оснований. Красная Армия, твердил нарком Ворошилов, готова «в порошок стереть любого врага». В глазах советских людей она была могуче всех и сильнее! От тайги до британских морей. О ней слагались восторженные стихи и песни, снимались лихие фильмы. О ее непобедимости кричалось и говорилось в тысячах книг и статей. У нас были лучшая в мире техника, талантливые командиры, умелые солдаты! У нас было все, чтобы быстро отбросить врага и добить его на его же территории. Так думали многие, но мало кто догадывался тогда, насколько вся эта пропагандистская мишура была далека от истины…
Чтобы понять это, достаточно вспомнить о войне с «не принявшей мирных предложений СССР Финляндией». Даже перед ее началом у бойцов Красной Армии возникали сомнения: а ведь мощь наша не такая большая, как это представляется, нет ни гранат, ни станковых пулеметов, ни обмундирования. Что уж тут говорить о ходе боевых операций?!
Обнаружившиеся провалы не показались бы никому неожиданными, если бы была у советских людей возможность заглянуть в доклады и рапорты того же Ворошилова, предназначавшиеся Сталину. «Создалось совершенно недопустимое положение с огневой подготовкой! В войсках до сих пор есть бойцы, ни разу не стрелявшие боевым патроном!» — вот так буднично, без бравурной трескотни докладывал нарком о положении во вверенной ему армии. А еще признавался и в «нетвердом знании начальствующим составом приказов, уставов, наставлений», в «неумении практически применять их в обучении войск».
Особое впечатление на Сталина должны были оказывать реляции о моральном состоянии личного состава в войсках: «За последнее время пьянство в армии приняло поистине угрожающие размеры. Особенно это зло вкоренилось в среде начальствующего состава». Злоупотребление спиртным приводило к тысячам безобразных инцидентов. Во Владивостоке четыре напившихся лейтенанта устраивают дебош и ранят двух граждан. Два лейтенанта железнодорожного полка, подравшись, убивают друг друга. А политрук (!) одной из частей, напившись, крадет деньги, часы и револьвер, бежит из части, насилует и убивает 13-летнюю девочку.
Слабо вооруженная, плохо обученная, не умеющая стрелять армия с угрожающими размерами пьянства! Было от чего хвататься за голову и набрасываться на комсостав Иосифу Виссарионовичу!
Две дивизии
В результате проведенных чисток в РККА было уничтожено 3 маршала, 13 командармов, 50 комкоров, 150 комдивов и много тысяч простых офицеров. Как это часто бывает, вместе с виноватыми пострадало и огромное число честных, порядочных офицеров.
«Кадры решают все», — говорил Сталин, но ясно сознавал в то же время, что в армии одними кадрами, пусть и прошедшими чистку, обойтись нельзя. Нужна была еще и техническая ее модернизация, требовавшая немалого времени. Прекрасно понимая, насколько не готова Красная Армия к тяжелой войне, Сталин всеми силами старался оттянуть ее начало. Немедленно после Мюнхена, осенью 1938 г., Сталин стал делать намеки Германии о необходимости улучшения отношений. Одновременно в открытых выступлениях он все чаще повторял, что не даст втянуть себя «в конфликты провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками», а будет и впредь проводить «политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами».
В Германии, разумеется, восприняли это с одобрением. Еще более обрадовались немцы, узнав о смещении с поста наркома иностранных дел «еврея и сторонника курса коллективной безопасности» Литвинова и назначении на его место Молотова. Сталин, однако, вел непростую игру. Стараясь предупредить создание в Европе антисоветского фронта во главе с Германией, он в то же время не уставал предлагать Франции и Англии заключить оборонительный союз с конкретными обязательствами сторон. Но все его попытки рушились при столкновениях с «европейской дипломатией мира». Французы и в еще большей степени англичане попросту не хотели давать каких-то серьезных обещаний. «Сколько дивизий против Гитлера выставит Англия?» — спрашивал у англичан Иосиф Виссарионович. «Две, — отвечали ему, — и еще две позднее». И это в то время, когда мы были готовы выставить 300! Даже пропуск советских войск через территорию Польши оказался неразрешимой проблемой. Получается, что воевать с Германией Советский Союз должен был в каком-то виртуальном пространстве, реально никак с ней не соприкасаясь. Вот и веди с ними переговоры!
Сталин потом рассказывал, что у него создалось впечатление, будто Франция и Англия вообще не желали вступать в войну в случае нападения Германии на Польшу, а надеялись лишь на то, что дипломатическое объединение Англии, Франции и России сможет остановить Гитлера…
И все же, несмотря на пустоту обещаний, переговоры с Англией и Францией не были прерваны. Их вели даже летом, в июле и в августе! То есть буквально накануне подписания пакта Молотова — Риббентропа.
И только окончательно убедившись, что в случае союза с Англией и Францией СССР все равно неминуемо останется один на один с Германией, Сталин согласился на сближение с Германией. 23 августа был заключен договор о ненападении. А несколько позже, 28 сентября, был подписан договор о дружбе.
Человек года
Ярости «цивилизованного мира» не было предела. Политики клеймили Сталина «предателем общих интересов», «циником на московском троне». Газеты тоннами печатали на него карикатуры, язвительно изобличавшие «брачный контракт двух дьяволов». А журнал «Тайм» не без издевки признал «советского диктатора» человеком года в номинации «за подписание договора с нацистами».
С сегодняшней точки зрения и в самом деле не все в заключенных Сталиным договорах безупречно. Но нельзя и не согласиться, что заключение их было вынужденным, что благодаря им мы, по словам Сталина, «обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора». К тому же, что немаловажно, не ожидавшая сближения Германии и России Япония, сильно этим «обиженная» (японский МИД выразил Германии ноту протеста!), так и не выступила потом против СССР вторым фронтом!