«У дядюшки у Якова добра хватает всякого, — писал о Якове Свердлове Демьян Бедный, — и волос, и голос, и всегда готовая резолюция: да здравствует социальная революция!» По стилю видно, что шутка, а все в ней — правда. Добра всякого много было у дядюшки Якова. И густой волос, и басом голос. И в коже весь, и видом, что франт, и молодость, и организационный талант. А еще и политическое чутье, и деловая сметка, таких средь партийцев увидишь редко…
Поставь рядом с ним Сталина — проиграет Сталин. В одном из писем времен совместной ссыльной отсидки Свердлов и сам сравнивает себя с Иосифом Виссарионовичем: «Я крупнее… у меня значительный перевес… я дал ему мат…» «Значительный перевес» над Сталиным оказался у Свердлова и при их совместном ухаживании за молоденькой актрисой Верой Делевской: она «без колебаний отвергла мрачного, несимпатичного и некультурного Сталина», отдав предпочтение «культурному и европейски образованному Свердлову». С образованием и культурой Свердлова тут что-то напутано, но, может быть, в ссылках и тюрьмах он и впрямь сумел себя европейски окультурить, что, впрочем, не помешало ему затем вновь перевести актрису на холостое положение: не создавать же ему было третью семью.
В бытовом комфорте преимущество Свердлова над Сталиным было полным.
В голодной стране, где людям с опухшими от голода лицами власть проповедовала коммунистические идеалы, у Якова Михайловича к утреннему чаю подавали и масло, и икру, и сыр, и ветчину. В обед на столе у него появлялось обильное количество редкого в то время мяса, а вечером видели в его квартире скромненькие для начала весны яблоки, груши и виноград. На подобных харчах большевик Зиновьев отъелся так, что выглядел ром-бабой, Свердлову же все как будто шло впрок.
Прислуживали Свердловым бывший дворцовый лакей, кухарка и приставленная к детям бонна. Второй жене Свердлова, Новгородцевой, было не до них. Муж определил ее в заведующие Секретариата ЦК РКП(б).
С деньгами у Свердлова, кажется, вообще никогда не было проблем. Уральская боевая группа, когда одним из главных ее руководителей был 20-летний Михалыч, приносила в партийные кассы десятки тысяч рублей. При руководящем участии товарища Андрея (еще одна его кличка) был проведен ряд громких ограблений. Кровавые налеты с убийствами полицейских давали повод сравнивать боевиков с бандитами, но подопечные Свердлова своей жестокостью превосходили даже отпетых уголовников.
Рассказывают, что они намеренно, ложными вызовами, заманивали полицейских на безлюдные окраины, где устраивали на них охоту. В убийствах выработался свой почерк. Будущий цареубийца Петруша Ермаков забавы ради мог отрезать полицейскому голову, Илюша Глухарь кончал их просто — выстрелом между глаз. «Ты что же, Ванюша, революцию в белых перчатках хочешь делать?» — учил Свердлов одного из стеснительных боевиков. Но таких он учил до поры. Если не пропитывались они духом классовой борьбы, их ждала незавидная участь. Переодетые в полицейских «товарищи» арестовывали нестойких и подвергали пыткам. Сломавшихся списывали в расход как негодный для революции материал.
С молодых лет привыкнув распоряжаться огромными суммами, Свердлов и в Кремле не раз удивлял партийцев аттракционами неслыханной щедрости: то сдаст в кассу неизвестно откуда взявшиеся у него 47 000 германских марок, то вынет из кармана кожаных штанов пакет, в котором 200 000 марок, и вручит его отправляющимся в Германию «боевым товарищам», не попросив расписки.
Бог знает, где он брал подобные суммы, но источники у него были неисчерпаемыми. После смерти Якова Михайловича остался сейф. Ключей не было, и он долгие годы простоял на складе нетронутым. В 1935 г. его надумали вскрыть. Подступали к делу с опаской. До сих пор жива легенда, что заспиртованная голова Николая II хранилась у Свердлова в сейфе, но его содержимое если и удивило, то только количеством найденного. Золотых монет в нем оказалось на 108 525 руб., золотых изделий с камнями — 705 предметов, кредитных царских билетов — на 750 000 руб. К золоту и деньгам были приложены чистые бланки паспортов и заполненные, в том числе на мужские имена — Ползикова Сергея Константиновича, Кленочкина Ивана Григорьевича и Горена Адама Антоновича. Каким из заполненных паспортов намеревался воспользоваться Яков Михайлович — поди отгадай, но представить председателя ВЦИКа Сергеем или Иваном достаточно трудно. Слишком специфичная была у него внешность: черный волос, в черноту кожа и черные глаза. Впрочем, были ведь в сейфе и чистые паспорта…
Еще об одной партийной заначке у Свердловых рассказал Б. Бажанов, бывший какое-то время секретарем Сталина. Сын Свердловых Андрей (в будущем жестокий чекист), заинтересовавшись тем, что один из ящиков стола его матери все время закрыт, спросил у нее, что там лежит. «Не твое дело» — таков был ответ. Снедаемый любопытством, он все же сумел открыть таинственный ящик и обнаружил в нем кучу камней, похожих на бриллианты. «Поддельные», — подумал Андрей и закрыл ящик. Бажанов, до которого дошла вся эта история, сообразил, что тут налицо другое, что Новгородцева не кто иная, как хранительница алмазного фонда Политбюро, предназначенного на случай потери власти.
Бежать большевистским вождям было куда и от кого. Троцкий рассказывает, как в острейшие для большевиков часы левоэсеровского восстания Яков Михайлович позабавил его с Ильичем шуткой. «Ну что, — сказал он с усмешкой, — придется нам, видно, снова от Совнаркома перейти к ревкому». Будут спорить, предполагая худшее, но остановимся все же на более скромном предположении: сейфовая заначка, как и бриллиантовая, предназначалась для дележки на всех большевиков, если бы им не удалось справиться с обступавшими их угрозами.
Враги у большевиков были кругом, и Свердлову приходилось работать не разгибаясь. Предъявляющие немыслимые требования немцы, затеянная Англией, Америкой и Францией интервенция, японцы, белочехи, Колчак, Каледин, Деникин, путающиеся под ногами, меньшевики и эсеры, колеблющаяся деревня, казаки — только успевай поворачивайся. События развивались с головокружительной быстротой, и в ногу с ними креп в верхах Свердлов. Лишь объявился в Питере — и уже председатель ВЦИК. Только познакомился с Ильичем, а тот уже и обойтись без него не может. «Столкуйтесь со Свердловым, переговорите со Свердловым»,— то и дело слышалось от вождя всех трудящихся. В конечном итоге, не переговорив со Свердловым, нельзя было решить и никакого дела. Что поделаешь — второй после Ленина человек, на худой конец — третий, за Троцким.
Невысокого роста, сухопарый, в кожаной броне от головы до пят. Тихо говорит, тихо ходит, медленно жестикулирует — ледяной, кажется, человек, но внутри — непрекращающаяся работа. Все спорят ожесточенно, а он молчит. «Могло показаться, — вспоминал Троцкий, — что он колеблется или еще не составил своего мнения. На самом деле он уже соображал про себя: кого и куда послать? Сколько раз, бывало, Ленин звонил ему, чтобы принять ту или иную меру, и в большинстве случаев получал ответ: „Уже!“ Мы часто шутили на эту тему, говоря: „А у Свердлова, наверно, уже!“».
С царской семьей уже не наверное, а точно можно было сказать, что «уже». Тот же Троцкий рассказывает, как поинтересовался у Свердлова мимоходом: «Да, а где царь?» «Кончено», — отвечал ему тот. «А семья?» — «И семья с ним». — «А кто решал?» — «Мы здесь решали». — «Все?» — «Все! А что?»
Больше никаких вопросов Троцкий не задавал. Принятое решение показалось ему не только целесообразным, но и необходимым: «Казнь царской семьи была нужна не просто для того, чтобы ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что впереди полная победа или полная гибель...»
Не станем обсуждать свердловское «мы здесь решали», заметим лишь, что полномочия Якова Михайловича к лету 1918 г. возросли до бескрайних. Сплошь и рядом он не стеснялся выносить решения, часто невероятно жестокие, единолично. На V съезде Советов эсерам вздумалось вдруг напомнить ему об отмене смертной казни. «Нас этот формальный момент нисколько не связывает, — отвечал он. — Мы имеем намерение призвать все Советы отнюдь не к ослаблению террора, но, наоборот, к самому резкому усилению массового террора».
В борьбе за сохранение и укрепление власти все средства оказывались хороши. Но похабный Брестский мир, за заключение которого ратовал Свердлов, разгон Учредительного собрания, где он же лично предъявил собравшимся ультиматум, проведенный им же на съезде Советов «изумительный маневр», когда все левые эсеры были арестованы прямо в зале заседания, — все это пустячки, если вспомнить, что от готовил для миллионов русских людей.
В деревенской стране, казалось Свердлову, совершенно нельзя обойтись без того, чтобы и в деревне разжечь революционную войну. «Если в городах, — заявлял он, — нам уже удалось практически убить нашу буржуазию, то этого мы пока не можем сказать о деревне… Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там гражданскую войну, мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне делаем то, что смогли сделать для городов…»
Разжигание гражданской войны» среди крестьянства, организация «красного террора» против недобитых врагов в городах несколько отвлекли внимание Свердлова от ненавистных казаков, но в начале 1919 г. дошли у него руки и до них. 24 января он подписал секретное циркулярное письмо оргбюро ЦК РКП (б). Единственно правильным решением в нем объявлялись «самая беспощадная борьба со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления и беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью…».
В соответствии с этой людоедской директивой приговор большинству казаков выносился только один — расстрел. Казачьим офицерам (верхам) перед расстрелом вырезали на плечах и ногах кожу (в виде погон и лампасов). На кого-то не хотели тратить и пуль: рубили шашками или заживо сжигали в куренях. Православным казачьим священникам (тоже отнесенным к верхам) отрубали руки и вырезали языки, чтобы не могли они перед смертью произнести слова молитвы и сотворить крестное знамение. Из казачьих станиц изымали оружие, продовольствие и все, имеющее хоть какую-то цену. Казачьи земли передавались «иногородней» бедноте или враждующим с казаками горским народам… Всеми этими простенькими способами хотели добиться установления в станицах… «полного порядка». Что под ним имелось в виду, не нужно и объяснять.
В одной из работ о Свердлове бросилась в глаза фраза: «Многие десятилетия исследователи задавались вопросом: понимал ли Свердлов, к каким зверствам приведут его директивы?» Если это так, то какие, однако, наивные были у нас исследователи. Не лучше бы им задаться вопросом, что было бы со страной, если бы во главе ее оказались Свердловы и Троцкие. Время, думаем, потекло бы много быстрее, чем при Сталине…
Свердлов умер от гриппа. Возвращался в Москву из Харькова и где-то простудился в дороге. Дома в бреду он все порывался встать и отыскать какие-то резолюции, которые хотят у него украсть. Лучшие врачи уже ничем не смогли помочь. Он скончался 16 марта 1919 г. На траурном митинге Ильич тепло отозвался о Якове Михайловиче, сказав, что работа, которую он делал один, теперь будет под силу лишь «целым группам людей». В погубившую Свердлова «испанку» мало кто верил. По мнению многих, на одном из митингов председателя ВЦИК сильно избили рабочие. Думаем, что не в рабочих дело. Господь прибрал.