Проблемные перспективы российской экономики

| статьи | печать
Совокупность средств труда и предметов труда образует средства производства. Набирающая силу роботизация промышленности — свидетельство революционных изменений в средствах труда. Одно из следствий — возвращение производственных мощностей в развитые страны, ближе к разработчикам высокотехнологичной продукции, квалифицированной рабочей силе и взыскательным потребителям. Но качественные перемены грядут и в предметах труда для производств XXI века. Готова ли Россия?

*****

Сокращение временного интервала «от идеи до прилавка» в условиях рыночной конкуренции — важная составляющая государственной политики реиндустриализации (решоринга), осуществляемой в большинстве развитых экономик. Механизация, автоматизация, а теперь и роботизация современного производства вели и ведут не только к росту производительности труда, но означают последовательный переход на следующий уровень технологического развития.

Такой переход не может быть ограниченным и сопровождается актуальными системными изменениями, затрагивающими практически все сферы жизнедеятельности и жизнеобустройства человека.

Информация к размышлению

По оценкам Boston Consulting Group, к 2025 г. использование роботов позволит увеличить производительность во многих отраслях таких стран, как США, Китай и Германия, до 30%, снизить издержки на оплату труда на 18% («Ведомости», 14 июня 2016 г.).

Локализация полного цикла производства упрощает сложные и растянутые сегодня цепочки поставок. Это позволяет сократить издержки на хранение и логистику, сделать процесс производства более гибким и быстрым, ускорить доставку адресату продукции, исполненной по индивидуальному заказу.

Учёные Оксфордского университета и аналитики компании Nesta в исследовании «Творчество против роботов» пришли к выводу, что во многих профессиях человека скоро заменят компьютеры или роботы. Среди профессий, которые относительно легко автоматизируются, а человеческий труд можно заменить станком или компьютером, — офис-менеджеры, операторы кол-центров, библиотекари, хлеборобы и скотоводы, лесорубы, шахтеры, продавцы автомобилей и гостиничный персонал («Ведомости», 12 мая 2016 г.).

Сделан вывод о предстоящих радикальных изменениях рынка труда в ближайшие десятилетия: меньше всего о своём будущем должны тревожиться переводчики, артисты и ведущие радиопередач, проще всего автоматизировать труд в областях, подобных, например, добыче торфа и меди.

С соответствующими оговорками перечисление перспективных и мало перспективных профессий можно продолжить.

*****

Возникает вопрос: что произойдёт с экономикой, в которой всю неквалифицированную работу и часть квалифицированной будут делать роботы?

С одной стороны, в ходе промышленной революции появляются новые профессии и создаются новые рабочие места, растут зарплаты, улучшаются условия труда, возникает потребность в хорошем образовании. В то же время дальнейшая автоматизация производства, меняя рынок труда, может вести к росту безработицы («Ведомости», 10 июня 2016 г.).

Информация к размышлению

1. Глава тайваньской Foxconn, крупнейшего в мире производителя электроники, на китайских заводах которой трудятся порядка 1 млн рабочих, утверждает, что через три года производство будет роботизировано на 70%. В настоящее время первый полностью роботизированный завод строится в Пенсильвании («Ведомости», 10 июня 2016 г.).

2. Николай Кащеев, директор по исследованиям и аналитике Промсвязьбанка: «Технологии заменяют людей. С пика занятости в обрабатывающих отраслях 1980 г. по сей день число рабочих мест в промышленности США сократилось более чем на 20%, при этом с 1980 г. объём промышленного выпуска вырос более чем в два раза» («Ведомости», 14 декабря 2015 г.).

3. Мартин Форд, программист, автор бестселлера «Восстание роботов»: нынешняя технологическая революция изменит структуру занятости не в отдельных, а во всех секторах экономики. «Роботы сменят не только неквалифицированных рабочих и сотрудников сферы услуг, но и наденут белые воротнички: за десять лет число занятых в финансовых услугах в Нью-Йорке уже сократилось на треть» («Ведомости», 10 июня 2016 г.).

По мнению М. Форда, решить проблему дешёвого труда и технологической безработицы должно государственное перераспределение, обеспечивающее так называемую «технологическую ренту» — гарантированный доход для каждого гражданина.

По выражению Джеффри Сакса (автора теории «шоковой терапии», консультанта переходных правительств России, Польши и Боливии), противоречивость последствий технологических новаций станет причиной «парадокса автоматизации»: «Рост производительности роботов ненадолго повысит объём выпуска продукции, но в долгосрочной перспективе, снизив спрос на рабочую силу, приведёт к снижению зарплат и потребления, а значит, и уровня жизни следующих поколений» (там же).

Примечательно и высказывание известного экономиста Роберта Скидельски, подчеркнувшего актуальность смены социального мышления. Так, вместо увольнения половины сотрудников целесообразно сократить вдвое их рабочее время.

Ещё в 1930 г. классик Джон Мейнард Кейнс предсказывал, что через 100 лет рабочая неделя сократится до 15 часов, а основная проблема экономики — удовлетворение безграничных потребностей ограниченными ресурсами — трансформируется в проблему свободного времени (там же).

Думать не только о технологических, но и о социальных сдвигах призывает Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности: «Главная особенность новой экономики — стремительное сокращение потребления. Связано это с резким ростом виртуализации… Зачем вам одежда, если вы в основном сидите дома? Ну а если и пошли куда-то, можно напечатать штаны на 3D-принтере, причём не нужно будет искать любимый фасон и цвет…

В идеале всё должно быть как в фильме „Матрица“ — тело производит электроэнергию, а сам человек пребывает полностью в виртуальной реальности» (выделено мной. — В.Т., «Ведомости», 14 июня 2016 г.).

Автор делает логичный вывод, что «такая экономика может радикально изменить и социальные устои».

*****

Российская экономика находится далеко не в лучших стартовых условиях, считает Н. Кащеев. Экстенсивные ресурсы развития исчерпаны, «наступает время интенсивных путей к росту и вместе с тем решительного наступления „горизонтального общества“ как важнейшего института новой экономической парадигмы» («Ведомости», 25 декабря 2015 г.).

Он уверен, что кризис, поразивший глобальную экономику в целом и отечественную в частности, свидетельствует не о традиционном циклическом спаде, а об «эрозии непригодной модели».

По этой причине применительно к России актуально решительное преодоление практически линейной зависимости состояния национальной экономики от сырьевого фактора. Проблема в структуре экономики и качестве институтов, содействующих или препятствующих становлению конкурентоспособной парадигмы.

Н. Кащеев предупреждает: «Радикальные реформы по реструктуризации экономики и особенно институтов, обеспечивающих её функционирование, необходимо начать в ближайшие два года максимум. Через два года мир уже сильно изменится. Есть серьёзнейшая опасность опоздать» (там же).

И далее: «Инвестиции в создание новых инвестиций находятся в числе аутсайдеров, причём это относится и к секторам, обеспечивающим развитие вещественного капитала (машиностроение, строительство), и к секторам, создающим человеческий капитал (здравоохранение и образование)».

Информация к размышлению

1. Эксперты Центра развития ВШЭ: российская экономика продолжает углубляться в рецессию. За апрель — май 2016 г. экономика России сжалась на 2,5% в сравнении с аналогичным периодом 2015 г. «Отскок от дна, наблюдавшийся во 2-м полугодии 2015 г., оказался полностью отыгран: с начала текущего года всё более чётко прослеживается негативный тренд, свидетельствующий об углублении в рецессию» (NEWSru.com/Экономика, 22 июня 2016 г.).

2. Директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристин Лагард: в 2016 г. экономика России продолжит сжиматься (РИА «Новости», там же).

По ряду категорий товаров Россия в среднем на четверть потеряла позиции на мировых рынках. Об этом, в частности, свидетельствует динамика взаимных долей России и ЕС (там же).

Не лучше обстоят дела и с прямыми иностранными инвестициями. Крупнейший получатель — США: вложено 21,6 долл. с каждых 100 долл. глобальных ПИИ; годовой прирост в 3,5 раза.

В группе развивающихся стран почти три четверти инвестиций получила Азия, вложения в неё выросли на 15,6%, превысив 0,5 трлн долл.

Доля России в глобальном притоке ПИИ упала до минимальных с 2001 г. значений: 0,6% против 2,7% в среднем за 2004—2014 гг. (рис. 1., «Ведомости», 23 июня 2016 г.).


Рисунок 1. Доля России в глобальных ПИИ

По данным ЦБ России, приток ПИИ в 2015 г. составил 4,8 млрд долл. против 69 млрд в 2013 г., а в I квартале 2016 г. сократился до менее чем 1 млрд долл. (втрое меньше, чем в I квартале 2015 г.). По данным UNCTAD, в 2015 г. Россия выбыла из списка стран, наиболее привлекательных для инвестиций ТНК, на ближайшие три года (там же).

В очередной раз откладывается и диверсификация российского экспорта. Мешают непредсказуемость политики и плохой инвестиционный климат («Ведомости», 30 июня 2016 г.).

*****

О том, что правильные решения зачастую подменяются нужными выводами, свидетельствуют высказывания высокопоставленных чиновников (NEWSru.com/Экономика, 20 июня 2016 г.).

Так, в середине мая министр финансов Антон Силуанов утверждал, что доминировавшие в отечественной экономике экспортно ориентированные сырьевые отрасли уступили лидерство отраслям, «которые производят продукцию с добавленной стоимостью, именно эти сектора и стали превалировать».

Глава президентской администрации Сергей Иванов тогда же заявил, что «на сегодняшний день две трети доходов бюджета РФ не нефтегазовые», что, по его мнению, является колоссальным прогрессом.

Глава Минпромторга Денис Мантуров также объявил о значительном росте доли экспорта несырьевых товаров: «Доля увеличивается. Более того, мы перескочили уже за 50% из общего объёма экспорта в сторону поставки продукции с высокой добавленной стоимостью по сравнению с продукцией топливно-энергетического комплекса, то есть нефти и газа».

Однако эксперты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) пришли к выводу о том, что заявления чиновников о преодолении сырьевой зависимости России не подтверждаются статистикой: Минэкономразвития, Минфин и Минтруд переоценивают темпы снижения импорта и недооценивают спад экспорта товаров («Коммерсантъ», 20 июня 2016 г.).

В экономической ситуации в целом также не просматриваются позитивные сдвиги (рис. 2, «Российская газета», 23 июня 2016 г.). Важнейшие показатели состояния отечественной экономики существенно отстают от среднемировых значений, не говоря уже о странах-лидерах. Решительно переломить подобное положение дел в ближайшие годы (по крайней мере, до президентских выборов) не удастся. Это, пожалуй, один из немногих вопросов, по которым мнения представителей противоборствующих научных школ совпадают.


Рисунок 2. Сравнительная динамика экономических показателей

По мнению Руслана Гринберга, научного руководителя Института экономики РАН некоторое улучшение макроэкономических показателей России не свидетельствует о переломе негативной тенденции и    переходе экономики на траекторию устойчивого роста (http://me-forum.ru/media/news/5935/).

Декан экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Аузан участвует в подготовке программы реформ до 2025 г. в группе Алексея Кудрина, недавно возглавившего совет фонда «Центр стратегических разработок».

В одном из интервью он утверждает, что в России начинается когнитивный диссонанс. С точки зрения индивида, это ощущение дискомфорта, вызванного противоречиями между некими традиционными нормами и устоявшимися представлениями, с одной стороны, и реальными фактами и событиями, с другой. Попросту говоря, слышу одно — вижу другое!

Но когнитивный диссонанс в масштабах страны, о котором справедливо говорит российский экономист, — процесс, затрагивающий глубинные основы общества, а потому объективный и фундаментальный («Ведомости», 9 июня 2016 г.).

Но выводы А. Аузана всё равно остаются лишь нужными: «Нам нужно перейти в координаты длинной, долгосрочной программы, не шестилетней программы реформ, а трансформационной программы лет на 20—25. Вот в чём мы сошлись немедленно с Дароном Асемоглу (известный американский экономист. — В.Т.) — что нормальная продолжительность значимых преобразований для того, чтобы выйти из колеи, — это длина одного поколения, 25 лет. Если мы на протяжении этих 25 лет можем двигаться по определённой траектории, я думаю, что есть некоторый шанс на то, что мы решим вечную проблему России: понимаем, куда двигаться надо, но двигаемся не в ту сторону» (там же).

Информация к размышлению

Более полувека назад, в далёком теперь уже 1961 г., руководитель КПСС Никита Хрущёв провозгласил, что через 20 лет «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

В 1985 г. генсек КПСС Михаил Горбачёв, первый и последний президент СССР, объявил о необходимости перестройки и демократизации советского общества.

Всё это тоже были нужные выводы, которые, однако, лишь подменяли правильные решения, и к чему привели — хорошо известно…

Есть ли сегодня основания считать, что на этот раз правильные выводы будут сформулированы, а нужные решения будут не только приняты, но и успешно воплощены в жизнь?

Вопрос открытый…