На Деда Мороза надейся, но и сам не плошай

| статьи | печать

Скажут, что Дедов Морозов не бывает. Пусть объяснят тогда, как это Новый год и без Деда Мороза? Может такое быть? И представить невозможно! Кому такой Новый год был бы нужен? Без Снегурки тут еще куда ни шло, заболела или еще что, дело тут молодое, нетвердое. Чтобы уж каждый раз — не получится у нее. Ну, здесь и ладно, можно обойтись и без Снегурки. А без Деда Мороза как? И надо ж придумать такое: не бывает Дедов Морозов?! А письма кому мешками? Год разбирать только! А резиденцию выстроили кому в Великом Устюге? Кому? Самозванцу?! Вот так вот пришел человек, сказал, что он Дед Мороз, и ему и поверили в ФМС? Проверять не стали, настоящий или поддельный какой?.. Пусть объяснят еще, откуда тогда подарки? Начнут перечислять здесь всякие выдумки, вспомнят про Емелину щуку, про золотую рыбку, про «утро вечера мудренее», но толком так ничего и не придумают, а только запутаются, или зашикают их, если и не того хуже: кто же поверит таким нелепостям! Ходит щука с мешком по домам и раскладывает под елкой подарки?! Думают пусть головой! Где у щуки ноги-то? Или того смешней: рыбка исполняет желания?! Дождешься от нее, исполнит, ага. Пойди покликай, проверь! Хоть всю ночь кличь, будто и не слышит. Вот зимой снега нет — попроси у нее! Не допросишься снега у нее зимой, а Дед Мороз уж никак без снега Новый год не оставит. Как ему без снега из лесу на санях? А елочки, елки? Если снежком не укутать их — так, поди, и не выживут. Не то что радовать нас каждой иголочкой — без слез и не взглянешь на них в праздничный час. Так что уж будьте уверены: без снега не оставит, заметет, укутает и рассыпет из мешка своего всюду, чтобы уж как положено. Работа такая. И как-то всегда справлялся. И с детьми — никогда мимо не пройдет, пусть и разволнуется кто, забудет стишок. Подсказывать тогда будет, ждать терпеливо и без подарка все равно не оставит. Даже если и письмо затеряется где-то и отыщется только через несколько лет. Придет, позвонит в дверь и протянет игрушку: «Вот тебе луноход, Дима, как ты просил в детстве. Покажешь всем там на Первом и стишок, если вспомнишь, расскажешь… Ну, может, и споешь что».

С взрослыми тут сложнее. Решает всегда Дед Мороз, что человеку в пользу, а что во вред. Вот случай был. Мчатся в черных «Мерседесах» по переходу на красный. С мигалками, сгоняют с дороги всех, крякают, кричат что-то в матюгальник. А Дед Мороз с мешком тут же у светофора стоит, ждет, когда можно будет перей­ти на ту сторону. Ну, видит такое дело, и вслед им: «Пусть исполнятся все ваши желания!». «Ты чего, дедушка, не в себе? — удивились спешащие по делам граждане. — На кого чудеса расходуешь? У них там и так полные чаши…» — «Жалкие они и несчастные люди, — вздохнул дед Мороз, — им-то и следует пожелать всех благ в первую очередь. Уже потому только, что у людей счастливых нет причин материться и мчаться куда-то сломя голову… Да и не пойдет нормальный человек в этакое-то время в начальники, силой не затащишь. Это ж воровать надо будет, откусывать у школ, у больниц, у дорог»...

Видишь, даже и о таких подумал Дед Мороз, пожелал всех благ, и всем почти так в Новый год-то везет, а загадывают иной раз такое, что не приведи Господи. Прежде о чем загадывали? Чтобы план выполнить, без этого нельзя было, чтобы выходной был 31-го, чтобы на «Огонек» с Кобзоном и Лещенко не опоздать, на 13-ю зарплату чтобы сапоги чешские купить или (совсем уже счастье) — дубленку! В космос кто полетел — радуются все, покажут «Ивана Васильевича» — радуются, сериал какой снимут — не оторвать от телевизора, на улице нет никого … А что теперь? В космос хоть облетайся, на «Огонек» чтобы не только Кобзон с Лещенко, но чтобы и Ваенга со Стасом Михайловым спели… И сапоги им теперь не сапоги, а хочу, мол, чтобы ноги были длинные, грудь вот такая, ну это понятно, чтобы и губы вот тут были потолще, взгляд, чтобы томный, платье такое роскошное, здесь вырез, и здесь, а все мужики чтоб так и падали штабелями, так и падали… А наступит на такого упавшего мужика, придавит так своим весом, что, может, живой и не выберется. Или вот еще: тачку хочу, чувак (это к Деду Морозу он так обращается), крутую и чтобы айфон и айпад были такими, что отпали бы все, чтобы как у Медведева. А подумал хотя бы немного, что не может Дед Мороз всем по крутой тачке, ВАЗ тогда придется закрыть, что за такими айфоном и айпадом, как у Медведева, Деду Морозу тоже надо будет в Америку ехать или самому себе загадывать, чтобы пришел кто-нибудь и подарил… Есть, правда, и попроще желания, с виду кажется, что и поскромнее. Загадывают вот часто: чтобы молоко было молоком, а то не заставишь никак прокиснуть, чтобы продукты были без ГМО, чтобы в колбасе мясо было, чтобы бензин не дорожал и чтобы заливали его на заправках литр в литр, без воровства, чтобы дотащили трубу не только до Турции, а и до их поселка или до деревни какой, загадывают, чтобы и вообще цены не росли. Не понимают, что это только с виду все просто для Деда Мороза. А вспомнили бы о нефтяных и газовых компаниях, сколько им требуется всяких инвес­тиций: и на это, и на то, и Капелло на зарплату где-то денег сыскать, и какого-нибудь Халка купить, и телевизионный канал, и радиостанцию, и на офисы одни сколько денег уйдет… Не хватит на все. Вон одна «Роснефть» запросила сколько теперь… Вспомнили бы еще о санкциях, баррелях, о том, что гречка и еще что там у них не уродилось… Как тут без ГМО и воровства на заправках?! У правительства голова кругом, все в спешку: там совещание, тут меры принять, здесь опытом поделиться… Да и вообще, где это видано было, чтобы не росли цены. Вот идет человек, выучился на мерчандайзера или мерчендайзера — Бог знает на кого, не сразу и выговоришь. В торговле работает, газету выписывает, «Экономику и жизнь», видно по всему, что человек успешный, продвинутый, а спроси у него: помнит ли он, чтобы цены в какой-то не то что год, хоть в месяц не росли? Нет! Не помнит. И каждый знает, что не бывает такого! Закон в экономике! Не скажешь, что для всех стран одинаковый, но у нас действующий даже при отсутствии и наличии причин и действий. А если закон, то зачем же загадывать? Какой Дед Мороз тут?! Никому невозможно помочь, только вот прокричать в форточку или в телевизоре спеть, там есть кому: не в силах, мол, помочь, выкручивайся, мужик, сам как можешь, авось выплывешь!

Но и не выдержит по доброте, к кому и зайдет Дед Мороз выпить рюмку-другую, сказать, что уважает, выслушать, успокоить. Да, дескать, тяжело, и весь год был тяжелый, а кому легко? Да, подтвердит, и с долларом чепуха какая-то, кто бы поверил, ну на рубль, на два, на пять, наконец, но чтобы так, чтобы неотличимо от гривны или чего там еще, никак нельзя было бы поверить!.. Это что же, нет у нас никакого производства, кроме газа, нефти и биржевых спекулянтов, которых все знают, но с которыми ничего поделать нельзя, так что ли получается? Чуть только встанешь на ноги, и снова мордой в грязь тебя, что есть сил, сколько же можно — стукнет тут в сердцах по столу хозяин, а у Деда Мороза для него уж и притча заготовлена. Да, говорит, подсуропили в этот год чуть, подпортили праздник, но вот, говорит, елка. Наряжали ее и две игрушки разбили. Замели в совок — и в мусорное ведро. Так что же, в мусорное ведро смот­реть всем теперь, жаловаться на то, что жить стало тяжело, или на елку любоваться? Жалеть о разбитых игрушках или радоваться на уцелевшие? То-то! Что-что говоришь? Что всю елку твою разбили? Повалили, и ни одной лампочки теперь на ней целой? Ну, это, брат, ты преувеличиваешь! Разве допус­тило бы наше правительство до такого? Видишь, как все стараются, с каким интересом работают! Программы всякие, планы, Сколково, такие там лампочки тебе придумают, что обзавидуются все. Повесишь их потом у себя на елке, самое место, а то, гляжу, там у тебя китайские какие-то были… Поэтому и не должен ты сомневаться, что жизнь становится лучше и веселее. Вот «звезды», и те детей заводить стали. Пугачева с Галкиным, Киркоров… Вот фото, посмотри, какие лапочки. И на этот год заказы у меня еще есть невыполненные, и на следующий. И аисты, погляди, как без устали кружат: туда-сюда, туда-сюда… Не знаю, материнский капитал тут какую роль сыграл, еще что, а факт ведь! А поговорку знаешь еще: «Хорошо сидим»? Вот как мы теперь. Ты меня уважаешь, я тебя уважаю, шампанское у нас, оливье, шпроты, огурчики соленые, капустка… Хорошо сидим. А откуда пошло? Правильно! От хорошей жизни! То, что от поляков впервые пошло, и не вспомнит уже никто! Забыли, что от них первых. Забрались тогда в Кремль, палаты расписные, столы дубовые от вина и яств ломятся, белка песенки поет, ядра — чистый изум­руд… Хорошо, говорят, сидим. Еще бы, в Кремле чтоб сидеть, да и не хорошо?! А чем кончилось? Когда окружили их русские мужики и казаки с чубами, они тогда еще себя тоже русскими называли, и стали к миру склонять — тут уж не яствам, кошке драной, вороне как-то изловленной радовались. Вот тебе и «хорошо сидим»…

А в Америке что? Рождество на носу, на Деда Мороза надежды нет никакой, нет у них Деда Мороза-то, только Санта какой-то в курточке кургузой, я-то тут только ужиться могу, с людьми свыкся, склады с подарками, счета — все тут у меня, там ничего нет, что мне их санкции… Ну, так вот, Рождество подступило, а денег нет у них никаких — ни руб­ля, долларов только сколько-то. У нее ни звезды во лбу, как у наших всех, ни колечка, ни браслета какого, только волосы роскошной волной на плечи. У него — часы, от отца достались, всего-то и есть богатства. Так что придумали: она волосы свои продала, а он — часы. Она цепочку купила ему к часам, а он ей черепаховый гребень… Вот и встретили Рождество-то так. Не знаешь, радоваться или горевать тут. А ты спроси у жены своей, есть ей нужда продать свои волосы, чтобы сделать тебе подарок? Нет у нее ни нужды, ни охоты! А у тебя продать «ролекс»? Тоже нет! Ну и что, что тоже китайский, все равно не пойдешь ведь продавать. Так что же переживать? Счастье, оно что — чтоб во всем довольство? Нет! Оно в общении! Вот я! Жду всегда Нового года, волнуюсь, и когда прихожу к людям — радуюсь! Потому что знаю, что и они меня ждали, что и они радуются. Песня, слышал, есть: «Московских окон негасимый свет»? Нравится? Я сочинил. «Здесь живут мои друзья и, дыханье затая, в ночные окна вглядываюсь я». Помнишь? Обо мне все. Счастье же — прийти в гости к друзьям! Дыханье сбивается. Рано всегда придешь, но тянешь, оттягиваешь счастливый момент. Притулишься у мерзлого дерева и стоишь, ждешь, вглядываешься в окна, представляя, как раскладываются столы, как устанавливаются на них бутылки с шампанским, как открываются банки с горошком, как квохчут кастрюльки на плите… Икра у всех. У кого только баночка лососевой, разделенная по вполовинку нарезанному хлебу, чтобы хватило каждому по кусочку, в «Пятерочке» взяли на распродаже, а у кого и красная всякая, и черная в тарталетках — и все без меры… Запах мандаринов, пирогов, винегрета, селедки… Хозяин вчитывается в бутылочные этикетки. Мальчик с девочкой в окне. Снежинки, спрятанные в ладони. Из бумаги вырезаны — не растают! Смотрят с надеждой в ночную высь. Ждут, значит, меня. Чуть звонок какой в дверь, открытка какая, телеграмма — бегом бегут открывать. И меня встречать побегут! Как дорогого гостя… Что-что? «Ирония судьбы» по телевизору? А как же! Показывают, конечно! Но никто и не смотрит, так, одним глазком, если, но и не выключают — нельзя, традиция! Ну, и куранты бить будут, не пропустить бы… Загадывай тут и желай. Такая уж эта волшебная ночь…

За что только пьют, не могу понять часто. Что это вообще у них такое: с новым годом, с новым счастьем?! И просто-то со счастьем не разберешься, а тут желается еще и какое-то новое? Но если есть новое, было и старое! От старого отказываюсь, хочу теперь новое… И как это понимать? Растревожил сердце, сложил тебе песню, про грудь, что зажало в тиски, раскрыл в любимой кафешке все свои фишки, а теперь ты, счастье мое прискучившее, подвинься в сторону, желаю нового, которое помоложе будет тебя и постройнее? Так, что ли? Или была удачлива, не болела, а теперь хочу чего-то другого? Не избы и квартиры новой, а чтобы быть дворянкою столбовою, и чтобы он служил у меня на посылках? Или вот еще счастье: наконец-то ремонт закончился. Живи, радуйся! Что здесь может желаться нового? Чтобы заново ремонт начинать?! Или с правительством: посмотри, как повезло! Прямо тут надо сказать. Не будешь же спорить? Молодые, модные такие все, пиджаки короткие, узкие, любо-дорого посмот­реть! И что же, тоже менять здесь всех каждый год? Медведева на Касьянова или кого еще на кого? Попробовали тут по соседству поменять одного на другого и что вышло? С политикой и всегда так. Наобещают такого! А кончится все только новыми налогами. Или и того хуже, какими-нибудь безобразиями… В эстраде, во всяких шоу — там да, там можно кого и поменять! А то 50, 70 уже лет, внуки пошли и правнуки, а он все скачет по сцене с надоевшими шутками или с гитаркой, делая вид, что поет. Этакий облезший петух гамбургский... Не жалко такого и поменять на кого-нибудь новенького…

И вот еще загадка. Встретят Новый год весело-весело, Рождество потом, и не отошли еще, а уже снова за стол — Старый встречать. Как же встречать, когда вот только что проводили? Ушел он, все, не воротится! А с полной уверенностью за стол садятся, что снова к ним не козел, а лошадь придет. Напомнишь, что год козла уже наступил, какая такая лошадь, — обидятся, пригрозят даже: за козла, мол, ответишь. А что такого сказал, ничего и не сказал. И все почему? Строгости прежней нет. Вот при Иване Грозном как было? С Рождеством посылал поздравлять он Малюту Скуратова. И этого поздравь, напутствовал его государь, и этого не забудь, заскочи по дороге… Малюта Скуратов и был тогда, получается, как бы Дедом Морозом. И не забалуешь у него. Собачья голова на конской упряже, метла, плетка, и по всему видно, что «человек сурьезный». Спросит, какой ныне год встречаете (а тогда только два года было: год метлы и год собаки), и тут уж промашки нельзя было никакой сделать. Скажешь, что старый, решит, что о прежней вольнице размечтались князья да бояре, хотят все разделить в государстве промеж собою только, а народу ничего, и берегись тогда. Разойдется так, что и унять нельзя. Прямо беда. Дошло когда до царя Ивана, что и не все живые теперь, кого он с Рождеством-то посылал поздравлять, решил он Малюту уже и не посылать, чтобы от греха подальше. Стал писать грамоты поздравительные, от них потом и открытки рождественские пошли на Руси. Так и пишут в разных ученых книгах. А я думаю, что с открытками-то верно, а Малюту — того никак нельзя называть Дедом Морозом, сердце холодное у него было. Такое же, помните, как у Кая сделалось, когда пронзила его ледяная игла.

Про Кая этого не все знают, а был он и у нас как-то на Новый год. По приглашению какому или так приехал, не знаю, но только встал на площади у наряженной ели и давай народ наш смущать. Сердца, дескать, у всех людей холодные, не чувствительные, и выглядят они не только не привлекательными, а даже наоборот — обыкновенными льдышками. Можно сказать даже, что какими-то камнями. Вот, мол, взгляните, и у меня такое. И, сказав так, кольнул себя в грудь какой-то длинной иглой: видите, не чувствую ничего, ни боли, ни жалости, вообще ничего. И Деда Мороза вашего нет, говорит, а только Снежная королева. А мальчик здесь же стоял. Лет ему по виду 11, ну, может, 12. Ждал, когда часы 12 пробьют. Загадать ему нужно было, чтобы был у них с мамой во всем достаток, чтобы вырос он поскорее и стал помогать маме, чтобы папа (мама говорит, что летчик), который давно уже улетел от них куда-то, вернулся и сказал ему по-отцовски: «На Деда Мороза, сын, надейся, конечно, но и сам не плошай». На часах уже «двенадцать без пяти» было, а Кай все стоит, посмеивается над людьми, не уходит. «Жалко его, — подумал мальчик, — весь серый какой-то, лица на нем нет, иголками в себя тычет, Деда Мороза не видел…». Ну и придумал он! Не буду просить за себя, решил, а попрошу за него. «Дедушка, миленький, — стал молить он Деда Мороза, — знаю, что у тебя столько дел теперь, но он так одинок и несчастен. Помоги ему, дедушка, чтобы и весь он не превратился в ледышку, растопи его сердце, пусть и у него будет праздник…». А? Каково?! Это вам не какой-то там бензин на заправках! Как тут мимо пройдешь? Да и растопить сердце не такая уж и трудная задача для Деда Мороза, даже и в трескучий мороз. Поселить в нем любовь, и всего только. И пяти минут не прошло, как стоял уже на площади совсем другой человек. Ласковый, добрый, румянец на щеках появился, глаза светятся. И пригоршня еще самоцветов в руках, то ли наш Дед Мороз подарил, то ли у Снежной королевы сумел как-то слямзить. На, говорит, мальчик, возьми для вас с мамой, и все тоже подходите сюда, берите, у вас год был тяжелый, следующий тоже, видно, будет не сладким, а себе я еще достану. Да и не надо мне ничего. Вот, разве, Герде подарить что…

Вспомнил, видно, про Герду-то! Вот и скажи теперь, что Дедов Морозов не бывает... Рассказывают часто притчу о счастье. Когда создал уже все Бог, остался у него кусок глины. «Чтобы еще такое сотворить нужное? — стал Он думать. — Вот леса, реки, озера, вот цветы, вот небо в алмазах, вот женщина, вот мужчина и вот любовь, что же еще может потребоваться человеку? Ума не приложу…» — «Слепи мне счастье, — попросил человек, — его мне точно хватать не будет, видишь и татушку уже набил себе на плече…». Козьма Прутков сказал бы тут, что если хочешь ты быть счастливым, то и будь им, а не татушки набивай. Бог же ничего не сказал человеку, просто вложил в его ладонь оставшийся кусок глины, чтобы сам он слепил себе счастье. Так оно все и было на самом деле, только концовка у притчи куда-то пропала: когда ушел Бог к себе, то велел позвать всяких ангелов и святых угодников, чтобы спросить у них, кто бы взялся помочь человеку слепить счастье, а то ведь такое может натворить, что хоть всех святых уноси. Ну и поднял руку один из угодников: я, дескать, сумею помочь человеку, вразумлю его. «Ну, хорошо, — сказал ему Бог, — раз сумеешь, то и сделаю из тебя Деда Мороза. Но смот­ри, если не вразумятся, не потворствуй таким. И помни: Я сделал человека свободным, и каждый будет мечтать о счастье по-своему, а ты гляди, чтобы все было у них в меру, каждому по труду, чтобы и сами они старались, не плошали, чтобы где-то и через тернии, так слаще покажется, и обязательно чтобы еще и любовь была. Без нее не получится счастье-то! Без нее не сердце, а камень бесчувственный. Хоть исколи его все иголками. И еще скажу: как сделаете с кем первое счастье, то и объявить следует людям, песней там или еще как, что есть в жизни счастье. В мире, где моря грозят крутой волной, очень же нужно каждому узнать, что счастье в жизни есть, что простая снежинка может вдруг обернуться в руках не какой-то там тинькающей синицей, а самой настоящей жар-птицей. Но пусть и помнят, что счастье достается тому, кто много трудится, что источник счастья в самих же людях, так они были задуманы, ну да ты и сам знаешь, и что источник этот — неиссякаем… Помогать же старайся не так, что услышал и побежал, а к концу, главным образом, года. Чтобы как бы награда не просто так была, а за труды. Потрудился, мол, для людей — и вот, пожалуйста! Про Меня же не упоминай вовсе. Типа „тебе помог Бог, Его и благодари“, „Иисус Христос — суперзвезда“, „дорогой Леонид Ильич“… Вот этакого не надо совсем ничего! Умный и так поймет, что не один тут Дед Мороз, а перед глупыми — к чему и бисер метать…» — «Эка, ведь сколько насказал мне всего, боюсь и забуду чего», — засомневался угодник. «А ты и не умом, не умом действуй больше, а душой, сердцем, и вот тебе еще и мешок большой, возьми, пригодится. Да, а как будешь через трубу-то с мешком пролезать, упустил спросить?» — полюбопытствовал Бог, отпуская угодника к людям на землю…

***

Есть у нас мысль, что и мы что-то здесь упустили, или, может, не так пересказали, но поздравить читателей — как же без этого-то? Кто выписывает «Экономику и жизнь»? Те, кто много трудится! Сказал вот еще Бог, что счастье не дарится, а заслуживается. Вот мы такого счастья и желаем всем вам: большого счастья, заслуженного большим же трудом! С Новым годом и с новым счастьем вас! И не придирайтесь к словам, важно же, что с любовью!..