Елена Борисенко: «Предпринимательское сообщество требует освободить рынок от недобросовестных третейских судов»

| статьи | печать

Реформа третейского судопроизводства скоро должна обрести конкретную форму в виде законопроекта. В ходе его обсуждения разработчики решили отказаться от введения саморегулирования и единого реестра третейских судов (см. «ЭЖ», 2013, № 12, с. 15; № 27, с. 15). Что же останется в сухом остатке от первоначальной концепции, когда появится текст законопроекта, и как будут повышать уровень доверия к третейским судам, рассказала «ЭЖ» заместитель министра юстиции России Елена Борисенко.

«ЭЖ»: Елена Адольфовна, когда можно будет ознакомиться с окончательной версией предложений Минюста по реформированию третейских судов?

Елена Борисенко: Сейчас мы уже пишем тексты актов. Это будут новые редакции законов о международном коммерчес­ком арбитраже и о третейских судах. Долго шли дискуссии о том, нужно ли сделать единый закон об арбитраже, но в итоге было решено сохранить дуализм. Резоны для этого скорее технологические, чем юридичес­кие. Уровень развития международного коммерческого ар­битража в России сегодня выше, чем третейских судов. По­этому ввести для них абсолютно одинаковое регулирование пока не представляется возможным. Кроме того, нам хотелось сохранить особое положение двух судов — МКАС и МАК при ТПП РФ, без особых преобразований, но навести порядок во всех остальных третейских судах. В начале следующего года с проектами этих актов можно будет ознакомиться и высказать свои замечания на портале www.regulation.gov.ru.

«ЭЖ»: Чем обусловлена необходимость в проведении реформы третейского судопроизводства?

Е.Б.: Мы хотим, чтобы больше дел рассматривалось в третейских судах. Для этого необходимо создать эффективный и конфиденциальный инструмент разрешения споров для бизнеса. Такой, который бы не только стимулировал стороны конфликта обращаться за разрешением спора в третейский суд, но и обеспечил бы добровольное исполнение вынесенных этим судом решений. Это позволит значительно снизить нагрузку на государственные суды. Но этого невозможно достичь без доверия к третейским судам со стороны бизнеса. Пока же их деятельность нередко носит криминогенный характер, порождает большое количество противоправных решений в сфере собственности и зачастую прямо направлена на хищение государственного и частного имущества. Отсюда и потребность в наведении порядка.

Цель реформы — создать механизмы регулирования, которые сделают третейские суды эффективными и конкурентоспособными на международном уровне. Правда, после этого в России их вряд ли останется много. Ведь если суд работает не как «схема», а как профессиональная качественная юридическая услуга, то он должен быть хорошо организован и иметь своего потребителя, который будет ему верить. Обычно таких институтов много не бывает.

Кроме того, мы ставим перед собой задачу создать в России такую среду международного коммерческого арбитража, при которой многие споры, которые рассматриваются сейчас за границей, рассматривались бы на нашей территории.

«ЭЖ»: Подготовкой реформы параллельно занимались две рабочие группы: при Ми­нистерстве экономического развития и при Минюсте. Чем был обусловлен этот дуализм и как строилась работа?

Е.Б.: Министерству юстиции во исполнение послания президента было поручено разработать комплекс мер по развитию третейского судопроизводства. Но нашей работе предшествовала еще и работа Министерства экономического развития, потому некоторое время действительно существовали параллельные рабочие группы, которые разошлись в некоторых позициях, но позже нашли точки соприкосновения.

Основные разногласия были связаны с необходимостью введения нового порядка регистрации третейских судов. Мы (Минюст. — Прим. ред.) возражали против этого. Во-первых, потому что в развитых юрисдикциях института регистрации третейских судов или судей не существует. А во-вторых, мы не понимаем, какую проб­лему могла бы решить регистрация сама по себе. Если она стала бы формальной, в за­явительном порядке, то недобросовестных организаторов судов это ни в чем не ограничило бы: слишком сложна организация механизмов контроля и прекращение регистрации. Просто чиновники будут осуществлять регистрацию и вносить данные в бессмысленный реестр.

В качестве компромисса мы предложили ввести требование о том, чтобы третейские суды могли создаваться только при некоммерческих организациях (НКО) со специальной правоспособностью. В этом случае регистрация и плановый конт­роль за соблюдением требований закона будут автоматичес­ки осуществляться по линии НКО. К самим НКО у нас в этом случае будет только одно требование: они не должны основываться на членстве. Таким образом, мы сможем оградить НКО и учрежденный ею третейский суд от зависимости и давления со стороны учредителей. Зато учредителем НКО сможет выступать любое лицо.

«ЭЖ»: То есть те коммерчес­кие организации, при которых сейчас действуют суды, просто смогут зарегистрировать НКО и при них вновь организовать «карманные» суды?

Е.Б.: Не совсем просто. Третейские суды ведут судопроизводство, выполняют важнейшую функцию разрешения споров, поэтому мы предлагаем и иные меры, которые должны обеспечить независимость третейских судов. Например, создавать их через репутационную комиссию (аналогичную комиссии по присвоению наименования «Россия», «российский»), которая будет сформирована при Минюсте. Министерство будет выполнять в ней только организационную функцию, а основной коллектив, принимающий решения, будет состоять из представителей судов, бизнес-объединений и проф­объединений юристов. Комиссия будет изучать пакет докумен­тов, на основании которых будет работать организуемый суд, и оценивать, насколько они соотносятся с принципами независимости и незаинтересованности, которые планируется закрепить в законодательстве о третейском судопроизводстве. В результате задуманные как совсем откровенно «карманные» суды можно будет не допус­кать еще на этапе оценки ­документов.

«ЭЖ»: А что конкретно комиссия будет оценивать в документах суда?

Е.Б.: Мы планируем ясно сформулировать в законодательстве принципы организации и деятельности третейских судов, в том числе требования к про­цедурам и регламентам, которые должны быть в каждом из них. Мы не будем диктовать, какими должны быть, например, правила ротации комитета по назначениям, но потребуем, чтобы они были. В документах суда обязательно должен будет содержаться порядок арбитража, описывающий процедуры предъявления искового заявления, встречного иска, и т.п. Каждый суд сможет решать сам, какими будут порядок и про­цедуры, но они должны быть прописаны, и для всех, кто пришел в этот суд, одинаково ясны и понятны. И если такие докумен­ты будут представлены комиссии в момент создания суда или при последующих проверках по линии некоммерческих организаций, будет понятно, что это процедуры ясные, транспарентные, репутационно чистые и соотносятся с международными признанными принципами третейского судопроизводства.

Можно, конечно, такую комиссию и не создавать. Если мы введем функционирование третейского суда через некоммерческую организацию, установим новые требования к регламенту судов, арбит­рам и ответственности, то тем самым устраним инструментарий заведомо недоб­росовестного судопроизводства, которое действует только для схем. В течение пяти-семи лет все третейские суды, которые созданы не для того, чтобы быть судами, ликвидируются. Останутся только те, которые готовы оказывать качественные услуги. Предпринимательское сообщество требует навести порядок и освободить рынок от недобросовестных третейских судов в скорейшем времени, и работа комиссии позволит этот процесс ускорить.

«ЭЖ»: А правоохранительные органы не могут справиться с «зачисткой» недобросовестных третейских судов и устранению схем?

Е.Б.: Правоохранительные органы справиться с этим не всегда способны. Потому что как раз через механизмы третейского рассмотрения маскируется противоправность, создается видимость правомерно принятого решения. В этом направлении важнейшей мерой является наше предложение о том, чтобы решения третейских судов, которые требуют внесения изменений в публичные реестры, такие как реестр прав на недвижимое имущество, реестр акционеров, и т.п., должны проходить процедуру экзекватуры. Такие решения должны приводиться в исполнение государственным судом, который, не вникая в суть вопроса, проверит соблюдение формальных требований, в том числе полномочия третейского суда на принятие подобного решения. Это лишит недоб­росовестные суды рынка, и они перестанут существовать, поскольку не смогут больше паразитировать на схемах в сфере недвижимости или банкротства. А для устранения проблемы вынесения решений задним числом мы предлагаем механизм депонирования решений третейского суда в государственном суде. Решения могут храниться в закрытом формате — либо в зашифрованном электронном виде, либо в бумажном, с особыми процедурами закрытия в установленной институции (государственном арбитражном суде или суде общей юрисдикции) под неким условным номером. И если у сторон возникнет необходимость привести в исполнение решение или обратиться к его тексту, нужно будет сделать ссылку на его депонирование.

«ЭЖ»: Не сделает ли обязательная экзекватура третейское рассмотрение бессмысленным, затянув его и поставив в зависимость от решений госсудов?

Е.Б.: Чтобы эта мера не унич­тожила третейский процесс, необходимо сформулировать процедуру приведения в исполнение максимально четко и сделать ее короткой. Основания для отмены или отказа в исполнении решения третейского суда должны быть строго формализованы.

Сейчас мы обсуждаем возможность сокращения количества инстанций в процедуре исполнения решений третейских судов государственными. Но предложение пока сформулировать не можем, поскольку еще не ясна концепция реформы судебной системы (имеется в виду слияние Высшего арбит­ражного и Верховного судов. — Прим. ред., см. «ЭЖ», 2013, № 40, с. 07).

«ЭЖ»: Предполагает ли предстоящая реформа введение мер, которые способствовали бы повышению независимости третейских судей?

Е.Б.: Во-первых, мы предлагаем серьезные изменения в порядок отвода, в частности, ввести обязательность письменного заявления арбитра, если он видит, что существует некий конфликт интересов. Ведь только сам арбитр может по-настоящему знать, есть у него заинтересованность или нет.

Во-вторых, для того, чтобы не было излишнего давления и страха, и чтобы мы не потеряли уважаемых международных арбитров, мы не вводим гражданско-правовую ответственность арбитра за решения, а только уголовную за такие злонамеренные вещи, как подлог и фальсификация. То есть будет действовать иммунитет гражданско-правовой ответственности арбитров за результаты рассмотрения спора. А вот в рамках уголовного дела к арбитру может быть заявлен гражданский иск о возмещении ущерба, нанесенного в результате подлога и фальсификации — в этом случае иммунитета у него не будет.

От введения ответственнос­ти арбитров за заведомо неправосудные решения по аналогии с федеральными судьями мы пока отказались. Эта статья в Уголовном кодексе и так практически не работает из-за сложного порядка привлечения судей к ответственности.

«ЭЖ»: Требования к квалификации судей изменятся?

Е.Б.: Скорее они будут усовершенствованы и упорядочены. В большей мере изменения затронут международный коммерческий арбитраж, потому что в законе о третейских судах эти вопросы решены. Мы исходим из того, что квалификация судьи — это решение стороны, которая его выбирает. Но требование об обязательном наличии высшего юридического образования у председателя коллегиального состава третейского суда или у арбитра в случае единоличного рассмотрения будет сохранено.

«ЭЖ»: В процессе работы над проектом от идеи саморегулирования третейской системы отказались. Будет ли что-то взамен?

Е.Б.: Есть планы создать орган содействия и контроля для третейских судов. Он необходим в ситуациях, когда возникают неразрешимые вопросы по процедурам арбитража. Например, когда стороны не могут договориться по поводу назначения или отвода арбит­ра, по компетенции суда, когда процедуры третейского суда прошли, но решение не принято и стороны зашли в тупик. Тогда, как принято во всем мире, в игру вступает орган содействия и конт­роля.

Безусловно, стороны могут договориться заранее и зафиксировать в арбитражном соглашении или в регламенте суда алгоритм действий на случай, если решение все же не было принято. Но это не отменяет необходимость создать орган содействия и контроля, в качестве которого мы предлагаем определить государственные суды первой инстанции. Это будет близко и удобно для сторон спора.

«ЭЖ»: Планируется ли вносить изменения в нормы об арбитрабельности споров? В частности, споров корпоративных, которые государственные суды все чаще не признают арбитрабельными?

Е.Б.: Арбитражные суды заняли такую позицию по корпоративным спорам из-за частых случаев рейдерства и захватов через решения третейских судов. Эта проблема может быть снята, в том числе с помощью требования о приведении в исполнение решений по таким делам в госсуде. Но, безусловно, ар­битрабельность — это тот вопрос, который требует более четкого решения в законодательстве.

«ЭЖ»: Возможно ли введение обеспечительных мер в третейском судопроизводстве?

Е.Б.: Я на протяжении многих лет выступаю против принудительного приведения в исполнение решений третейского суда о введении обеспечительных мер. Обеспечительная мера создает серьезное государственное воздействие еще до разрешения спора, когда неизвестно, какая сторона виновата. Третейский суд вправе вводить обеспечительные меры, которые стороны готовы исполнить добровольно. Но если третейский суд или стороны хотят применить обес­печительные меры до разрешения спора, они должны пойти за решением этого вопроса в государственный суд. И такая возможность у них уже есть — в АПК РФ есть норма о праве стороны по делу, рассматривае­мому в третейском суде, обратиться в государственный суд с ходатайством о применении обеспечительных мер (ч. 3 ст 90 АПК РФ).

Но есть довольно много сторонников процедуры, в рамках которой третейский суд принимал бы обеспечительные меры, а государственный суд по аналогии с приведением решений третейских судов в исполнение проверял бы только формальные аспекты, штамповал решение, и сторона могла бы с исполнительным листом идти к приставам. Я считаю, что это неверно.

Во-первых, мы лишь совсем недавно навели порядок в применении обеспечительных мер в государственных судах. И открыть эту возможность для хао­тично существующих третейских судов — это все равно, что открыть ящик Пандоры и спровоцировать новый всплеск рейдерских захватов. Споры будут начинаться только ради обес­печительной меры. А с судей государственного суда, которые будут приводить решения в исполнение, будет снята всякая ответственность. При этом возможные убытки огромны, а плюсов не так уж много.

Во-вторых, если у стороны действительно есть все основания, чтобы просить применения обес­печительных мер, она может обратиться в государственный суд и эти меры получить. В нормах, регулирующих применение обеспечительных мер, достаточно устранить лишь некоторые пробелы. Например, указать в законе, что ход процесса в третейском суде не препятствует обращению в суд государственный за обеспечительными мерами.