Ситуации конфликта между группами различных кредиторов крайне часто встречаются в современной практике банкротства. Это подтверждается и многочисленными позициями судов, в которых они вынуждены пытаться найти баланс между интересами кредиторов. В данной статье рассмотрим, какие тенденции преобладают в судебной практике по этому вопросу, и подробнее остановимся на способах разрешения таких ситуаций.
Глобально подобные конфликты бывают двух видов. Первый вариант — когда конфликт возникает между группами кредиторов, которые участвуют в различных банкротствах. Второй вариант — когда конфликт возникает между кредиторами в рамках одного банкротства.
Какими могут быть основания для конфликтов интересов кредиторов
Чаще всего подобный конфликт проявляется в ситуациях, когда в рамках одного из банкротств оспаривается сделка, в которой участвует лицо, само являющееся банкротом.
Сама ситуация противопоставления разнонаправленных интересов при оспаривании сделки в рамках банкротства должника возникает всегда. При оспаривании интересы конкурсной массы противопоставляются интересам сторон сделки. Однако ситуация усложняется, если контрагентом по оспариваемой сделке является лицо, которое также находится в состоянии банкротства. В подобных случаях возникает вопрос о соотношении интересов конкурсных масс.
Необходимо различать две ситуации.
Предполагается, что в первой из них конфликт интересов является формальным.
Подобная ситуация возникла в деле о банкротстве физического лица, которое недавно рассматривал Верховный суд РФ (Определение ВС РФ от 14.11.2022 № 305-ЭС22-3458 (2) по делу № А40-321381/2019). В этом деле оспаривался отказ в выдаче исполнительного листа финансовому управляющему супруга-банкрота, который, в свою очередь, оспорил сделку, совершенную супругой банкрота с дочерью. При этом супруга также находилась в состоянии банкротства. ВС РФ отметил, что в подобной ситуации исполнительный лист должен выдаваться лицу, в чьих интересах был принят судебный акт, то есть финансовому управляющему супруга.
Может показаться, что это дело является примером наличия конфликта между интересами кредиторов. Однако в действительности это не так.
В силу п. 7 ст. 213.26 Закона о банкротстве совместное имущество супругов реализуется по общим правилам. В конкурсную массу включается часть средств от реализации общего имущества супругов, соответствующая доле гражданина в таком имуществе. Остальная часть средств выплачивается супругу.
При этом супруг должника, не согласный с применением к нему принципа равенства долей супругов в их общем имуществе, вправе обратиться в суд с требованием об ином определении долей (п. 3 ст. 38 СК РФ)1.
Следовательно, требование супруга-банкрота было направлено исключительно на ту часть имущества, которая ему причиталась, и не затрагивало ту часть имущества, которая принадлежала супруге. Иными словами, в действительности кредиторы супруги не находились в состоянии конфликта с кредиторами супруга. Ведь они не могли претендовать на ту часть супружеского имущества, которая подлежала передаче супругу.
Другое дело, когда речь идет не об оспаривании сделки по отчуждению супружеского имущества, а об оспаривании обычной сделки по банкротным основаниям. Если контрагент по оспариваемой сделки сам является банкротом, то при таком оспаривании действительно возникает конфликт между интересами групп кредиторов: кредиторов самого должника и кредиторов контрагента.
Различные правопорядки по-разному решают обозначенный конфликт, отдавая приоритет либо одной группе кредиторов, либо другой. Основной способ решения обозначенного конфликта — применение различных теорий кредиторского оспаривания сделок.
В российском правопорядке преобладает вещная теория, что подтвердил Верховный суд в деле о банкротстве страховой компании (Определение ВС РФ от 24.01.2022 № 305-ЭС20-16615 (2)). Как заключил ВС РФ в этом деле, общество требовало у страховой компании возвратить ему свою вещь, а не исполнить какие-либо обязательства имущественного характера (передать имущество в собственность, выполнить работы и оказать услуги и т.п.).
В связи с этим у судов не имелось каких-либо оснований для применения второго абзаца п. 34 постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» и вывода о трансформации правопритязаний общества в денежные требования и их включении в реестр требований кредиторов должника наравне с другими кредиторами.
Таким образом, в России материально-правовой конфликт интересов групп кредиторов в различных банкротствах решается в пользу должника, в рамках банкротства которого сделка была оспорена.
Иное решение было бы в ситуации, если бы в российском праве применялась обязательственная теория оспаривания. При обязательственной теории происходит относительное оспаривание сделки, то есть ее действительность в гражданско-правовом смысле не оспаривается. Приобретатель остается собственником вещи, однако он обязан заплатить должнику за причиненный вред. Это приводит к тому, что кредиторы должника должны включаться в реестр наравне с кредиторами контрагента, что может казаться более справедливым2.
Зачастую приводится следующий пример. Если должник заключает невыгодную сделку, в результате применения реституции кредиторы смогут забрать у его контрагента вещь, а требование контрагента о возврате цены данной вещи будет включено в реестр кредиторов должника на общих основаниях, даже если контрагент сам находится в состоянии банкротства. Таким образом, конкурсная масса должника приобретет и вещь, и ее стоимость по невыгодной сделке, а кредиторы контрагента лишаются этой суммы. Такой порядок противоречит смыслу конкурсного оспаривания, которое заключается в том, чтобы возместить ущерб для конкурсной массы, а не получить прибыль.
В обратной ситуации, когда должник заключил сделку, невыгодную для его контрагента, кредиторы контрагента в том же порядке смогут забрать вещь у должника и включить стоимость вещи по договору в реестр кредиторов. В таком случае средств лишатся уже кредиторы должника.
В конечном счете такой порядок невыгоден ни для одной из банкротящихся сторон сделки — одна группа кредиторов непременно будет обогащаться за счет другой. В подобной ситуации разумнее присуждать кредиторам должника разницу между рыночной и фактически уплаченной стоимостью имущества, то есть использовать обязательственную теорию оспаривания. В таком случае интересы групп кредиторов не будут столь сильно противоречить друг другу. Однако в российской судебной практике такой подход еще не закрепился.
Против этого можно возразить, что вещная теория более эффективно защищает интересы кредиторов самого должника. В итоге кредиторское оспаривание сделки служит для защиты заявителей — тех кредиторов, которые оспаривают такую сделку. Лишение кредиторов должника приоритета может привести к снижению эффективности конкурсного оспаривания.
Таким образом, вопрос о том, какая из двух конкурсных масс обладает приоритетом при оспаривании сделки, является «политико-правовым». Он тесно связан с тем, как правопорядок в принципе относится к феномену банкротства, стремится ли он защищать тех участников оборота, которые не пострадали от банкротства, или, напротив, стремится защитить тех, кто пострадал от банкротства.
В российском правопорядке позиция очевидна — защита предоставляется кредиторам банкротящегося должника, которые оспорили сделку. Вполне возможно, что такое радикальное решение проблемы материально-правового конфликта интересов групп кредиторов иногда приводит к несправедливым решениям. Однако попытка найти полностью справедливую и сбалансированную концепцию — задача несравненно более трудная, чем просто обозначение проблемы. Поиск ответа на этот вопрос выходит за рамки настоящего исследования.
Конфликт интересов кредиторов в рамках одного банкротства
Представляется необходимым отдельно обсудить ситуации, когда конфликт между кредиторами возникает в рамках одного банкротства, в котором такие кредиторы участвуют (в дальнейшем мы будем именовать подобные конфликты внутренними). Такие конфликты возникают на практике значительно чаще, чем конфликты между кредиторами из различных банкротств (о которых говорилось выше).
При этом спектр возможных причин и вариантов развития подобных конфликтов множество, поэтому осветить их на странице данной статьи не представляется возможным. Поэтому мы остановимся на одном из наиболее часто встречающихся виде внутреннего конфликта, который связан с борьбой за контроль над процедурой банкротства и последующей борьбой между контролирующими кредиторами и всеми прочими.
Едва ли не в каждом банкротстве между кредиторами ведется борьба за контроль над процедурой. Такая борьба за контроль может вестись как со злонамеренными целями (когда недобросовестные кредиторы пытаются получить контроль для того, чтобы препятствовать эффективному ведению процедуры банкротства), так и с вполне себе добросовестными (для того, чтобы не допустить перехвата контроля недобросовестными лицами). Понятно, что наиболее опасна ситуация, когда контроль над процедурой пытаются получить недобросовестные кредиторы3.
Если такие недобросовестные кредиторы успешно получат контроль над процедурой, то это приведет к появлению у них возможности недобросовестно влиять на процедуру, принимая решения, которые вредят другим кредиторам. Это приводит к конфликту.
С одной стороны, контролирующие кредиторы, обладая тем самым пресловутым контролем, казалось бы, могут принимать любые решения, даже негативно влияющие на всех прочих кредиторов. С другой стороны, независимые кредиторы не могут этому помешать — ведь у них нет возможности как-либо препятствовать недобросовестным кредиторам.
Последнее обстоятельство крайне важно с практической точки зрения. У независимых кредиторов (до недавнего времени) отсутствовали эффективные способы защитить свои интересы. Иными словами, практика, видя наличие правового конфликта между двумя группами кредиторов, отказывалась каким бы то ни было образом решать его. Это приводило к крайне несправедливым ситуациям.
Наиболее ярко такая конфликтная ситуация проявилась в деле о банкротстве лесопромышленной компании, которое рассмотрел ВС РФ в недавнем Определении от 14.11.2022 № 307-ЭС17-10793 (26—28).
В этом деле один из кредиторов — банк получил контроль над процедурой банкротства. На общем собрании кредиторов было принято решение, что должник будет продолжать деятельность через так называемую процессинговую схему.
Однако заключенный должником договор был невыгоден для должника — он стал аккумулировать только убытки, а всю прибыль забирали участники схемы.
С этим пытались бороться независимые кредиторы. Они предъявили требование о взыскании убытков с участников схемы и с управляющего. ВС РФ впервые признал, что с контролирующих кредиторов можно взыскивать убытки, если они своими действиями причинили вред конкурсной массе.
Эта позиция является революционной. Она показывает, как практика может решать конфликт между двумя группами кредиторов. Общее правило, которое вывел ВС РФ: если одна из групп кредиторов действует недобросовестно, причиняя вред конкурсной массе, то другая группа кредиторов может взыскать с первой убытки.
Раньше о такой возможности практика не задумывалась, хотя, как будет показано ниже, все основания для взыскания убытков имелись и до принятия позиции по этому делу. За счет этой позиции независимые кредиторы могут получить возможность бороться с недобросовестными участниками оборота, а сама ценность контроля за процедурой уменьшится (поскольку недобросовестные кредиторы будут находиться под риском последующего привлечения к ответственности)4.
Однако ценность этой позиции заключается не только в решении конкретной практической проблемы. Выводы ВС РФ могут быть использованы для решения многих других внутренних конфликтов кредиторов. Это связано с тем, что, допуская взыскание с кредиторов убытков в пользу конкурсной массы, ВС РФ тем самым в очередной раз подтверждает, что сообщество кредиторов в действительности является недобровольным товариществом.
Этот вывод неоднократно высказывался в доктрине5, однако в практике еще не закрепился. Определение по комментируемому делу — важный шаг в сторону окончательного признания кредиторов товарищами.
Этот вывод является крайне важным с точки зрения восприятия возможных способов решения внутренних конфликтов между кредиторами. Коль скоро мы признаем кредиторов товарищами, мы должны автоматически признавать наличие у них внутренних отношений — обязательств друг перед другом. Эти обязанности также принято именовать обязанностями лояльности (duty of loyalty) и обязанностями должной заботы (duty of care).
Доктрина обязанностей лояльности и заботы активно обсуждается применительно к корпоративному праву6. Однако совершенно справедливо применять ту же логику и для товариществ, коль скоро российская судебная практика признает отношения участников юридического лица разновидностью отношений товарищей7. О наличии у товарищей обязанностей лояльности и заботы говорится и в современной российской доктрине8.
Отечественное корпоративное право обладает богатым инструментарием для привлечения к ответственности участников, которые нарушили обязанности лояльности: начиная от оспаривания решений собраний и заканчивая исключением участника из общества. Эти инструменты как раз таки и направлены на разрешение корпоративных конфликтов между участниками общества.
Признание отношений кредиторов товарищескими открывает возможность для использования инструментов корпоративного права для решения конфликтов между самими кредиторами. Правда, необходимо учесть, что в отличие от отношений участников хозяйственных обществ отношения кредиторов являются недобровольным товариществом. Поэтому в доктрине отмечается, что к отношениям кредиторов не могут применяться некоторые инструменты корпоративного права (такие как, например, исключение кредитора из реестра)9.
Однако ясно одно — позиция ВС РФ при ее дальнейшем развитии позволит активно применять инструменты корпоративного права для решения внутренних конфликтов между кредиторами. Этот путь является крайне перспективным и позволит эффективно использовать уже существующие наработки для решения одного из наиболее сложных вопросов банкротного права.
1 См. п. 8 постановления Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 48 «О некоторых вопросах, связанных с особенностями формирования и распределения конкурсной массы в делах о банкротстве граждан».
2 Такой позиции придерживается А.В. Егоров. Оспаривание сделок при банкротстве: правовая природа URL: https://youtu.be/RE2KWCD-G8E.
3 В рамках данной работы мы не будем описывать традиционные схемы приобретения контроля над процедурой. О них см. подробнее: Тай Ю. В., Будылин С. Л. «Банкротная власть» и злоупотребление ею. Проблема погашения третьим лицом требования конкурсного кредитора // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2022. № 10. С. 138—154.
4 Подробнее о значении этого определения см.: Будылин С.Л. Дело о доминирующем кредиторе: когда кредитор отвечает за результаты коммерческой деятельности банкрота // Юридическая работа в кредитной организации. 2022. № 4. С. 41—55.
Контролируемых банкротств станет меньше? // Разбираем кейс месяца по банкротству — об ответственности кредиторов. URL: https://zakon.ru/discussion/2022/12/20/kontroliruemyh_bankrotstv_stanet_menshe__razbiraem_kejs_mesya....
5 См., например: Шайдуллин А.И. Особенности участия связанных с должником кредиторов в процедурах банкротства // Закон. 2020. № 9. С. 53—65.
6 См., например: Шиткина И.С. Исполнительные органы хозяйственного общества: монография. — М.: Статут, 2022. 316 с. // СПС «КонсультантПлюс».
7 См. знаменитое Определение ВС РФ от 11.06.2020 № 306-ЭС19-24912 и комментарии к нему: Чупрунов И.С. Начало «новой жизни» в российском корпоративном праве. Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 11.06.2020 № 306-ЭС19-24912 // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2020. № 8. С. 25—68; Кузнецов А.А. Новая жизнь российского корпоративного права и ограничения на отчуждение доли (акций). Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 11.06.2020 № 306-ЭС19-24912 // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2020. № 8. С. 4—24.
8 Горева А.А. Договор простого товарищества и его виды: российское право в сравнительно-правовом аспекте // Вестник гражданского права. 2020. № 6. С. 30—66.
9 См. комментарий А.И. Шайдуллина к статье С.Л. Будылина к определению по делу «ВЛПК». Будылин С.Л. Дело о доминирующем кредиторе: когда кредитор отвечает за результаты коммерческой деятельности банкрота // Юридическая работа в кредитной организации. 2022. № 4. С. 53—55.