Преподобный Иоанн Лествичник
Гора Божия Хорив (Синай) многократно упоминается в Ветхом Завете. Сам Господь явился здесь Моисею в пламени несгораемого тернового куста с обещанием вывести сынов Израилевых «от угнетения Египетского». Здесь же спасающимися от египетского плена израильтянами была сделана долгая остановка, во время которой даны были Моисею Господом «скрижали каменные, и закон и заповеди»…
Точного местоположения горы Синай Ветхий Завет не указывает, но христиане издревле отождествляют ее с горой Джабал-Муса (горой Моисея) на Синайском полуострове в Египте. У ее подножия, на месте, где, как им представлялось, Моисей узрел неопалимую купину, они построили в IV в. церковь и башню, а в VI в. император Юстиниан основал здесь еще и монастырь, который позднее стал называться монастырем Св. Екатерины. По преданию, тело ее после мученической казни было перенесено ангелами на вершину горы Синай, где спустя три века и были обретены ее честные мощи…
Окрестности горы Синай славились не только памятью о великих ветхозаветных событиях, но и своей пустынностью. Трудно было найти место более удобное для уединенного служения Господу. Привлеченный славой иноческого жития синайских подвижников и тоже решивший посвятить жизнь монашескому подвигу, святой Иоанн, названный впоследствии Лествичником, явился сюда весьма юным, 16 лет от роду.
По свидетельству летописцев, устранившись мира, Иоанн, несмотря на свою удивительную для молодого человека ученость, стал вести себя между иноками как малолетний, не умеющий говорить отрок. Отогнав себялюбие, вольность, самоуверенность и гордыню, он выбрал себе учительницей смиренную кротость и, склонив голову, вверился во всем опытному руководителю.
Наставником Иоанна стал авва Мартирий. В день, когда на 20-м году жизни Мартирий постриг своего ученика в иноческий образ, было предсказано об Иоанне, что «станет он великим светилом вселенной». Были о молодом иноке и другие пророчества. Старец Иоанн Савваит, увидев Мартирия с учеником, налил воды и омыл ноги лишь Иоанну, Мартирию же ног не омыл.
— Почему ты так сделал, отче? — спросили потом у старца.
— Поверьте мне, — отвечал тот, — я не знал, кто был этот юный инок. Принимал же у себя игумена Синайского, ему и омыл ноги.
Кто был этот юный инок, откуда он был родом и как оказался в Синайской обители, не знал не только авва Савваит. Потом окажется, что об этом не знали даже современные ему жизнеописатели. Предполагают, что Иоанн был сыном знатного константинопольского вельможи Ксенофонта и жены его Марии. Кроме Иоанна был у них еще и другой сын — Аркадий. Желая дать мальчикам хорошее образование, родители отправили их в Вирит (Бейрут), в славящееся в то время училище. По прошествии какого-то времени из-за случившейся с их отцом опасной болезни они были вызваны в Константинополь. На обратном пути братьев в училище на море вдруг поднялась ужасная буря и разбила корабль, на котором они плыли. Их самих выбросило к разным местам берега, так что они не знали о судьбе друг друга. Увидав в чудесном спасении промыслительный знак, братья поступили в монастыри, а Аркадий переменил при этом и имя — на Георгия. Провидению угодно было, однако, чтобы они потом в присутствии отца с матерью счастливо встретились. После чего, сообщают, приняли постриг и их родители…
В пользу подобной версии говорит, во-первых, то обстоятельство, что у Иоанна Лествичника действительно был брат, которого звали в монашестве Георгием; во-вторых — высочайшая образованность преподобного, свидетельством которой служит его знаменитая «Лествица».
В продолжение 19 лет, до самой смерти Мартирия, преподобный Иоанн находился при нем, свершая подвиг послушания духовному отцу и учителю, после чего еще 40 лет спасался пустынножительством, для которого он избрал место, находившееся в восьми верстах от Синайского монастыря. Все, что было у него сверх самого необходимого, Иоанн раздал нуждающимся. Чтобы ум его не превозносился постничеством, питался он всем, что позволялось инокам, но в весьма скудной мере. В такой же скудной мере и спал он, оставляя на сон лишь столько времени, чтобы чрезмерным бодрствованием не повредить ума. Перед сном долго молился и писал книги, а утром, проснувшись, вновь возбуждал себя к бодрости и труду. Говорил Иоанн мало, ибо редко посещал и принимал кого-либо. Когда кто-то из завистников обвинил его в пустословии, он и вовсе замолчал и соблюдал молчание в продолжение целого года. Так что в конце концов пришлось хулителям обратиться в просителей. Сообразив, что нельзя заграждать «текущий светлый источник», они стали умолять Иоанна отверзнуть уста.
От «всяких чувственных похотей» Иоанн избавлялся, связывая себя узами печали. Пролитые в молитвах покаянные слезы оказывали на душу Иоанна невероятно сильное действие. Сам он так говорил об их благотворном влиянии: «Как огонь сожигает хворост, так и чистая слеза омывает все нечистоты наружные и внутренние». Страдать и печалиться уходил Иоанн в отдельную пещерку, находившуюся в отдалении от жилых келий, чтобы не были слышны кому-либо его рыдания.
Иоанну дана была сила справляться с бесами, от которых он не только стойко огораживал себя, но и умел избавлять других. Как-то за помощью к нему обратился отчаявшийся брат Исаакий, сильно угнетаемый блудным бесом.
— Что стенать попусту? Станем лучше, брат, на молитву! — сказал ему Иоанн.
И еще не кончили они своей молитвы, еще лежал на земле поникши страждущий Исаакий, а блудный бес уже бежал от него вприпрыжку, подгоняемый молитвами Иоанна.
Обладал Иоанн и даром прозорливости. Рассказывают, например, что как-то, резко пробудившись от напавшей на него полдневной сонливости, он встал и начал усердно молиться за инока Моисея. Ученик тот, занятый устройством грядок под овощи, прилег отдохнуть в тени огромного камня и незаметно заснул, не подозревая, какой опасности подвергается…
— Не случилось ли чего-то с тобой сегодня? — спросил ученика Иоанн, когда тот возвратился с работы.
— Случилось, — отвечал ему Моисей, — большой камень, под которым я уснул в полдень, внезапно упал и непременно задавил бы меня, если бы я не отбежал от того места. Мне вдруг представилось, что ты, отче, зовешь меня…
Не сразу обрел Иоанн эти свои удивительные способности. Только постепенно, непрестанным трудом, постом и молитвой, переходами «от силы в силу», с покаянными остановками в «долинах плача» достигаемо необходимое совершенство. Свет небесный начинает исходить от такого человека и становится он Божиим избранником. Но прежде чем взойти Иоанну в горний Иерусалим, суждено ему было подтвердить и правоту давнего пророчества. После сорокалетних подвигов в пустыни, избран он был в игумены Синайской обители.
Сохранился рассказ, как после поставления Иоанна в игумены пришло к нему в обитель около 600 странников. И явился вдруг неизвестный распорядитель, одетый в белую еврейскую тунику. Повелительно, по-хозяйски стал раздавать он приказания служащим при столе, за которым чудесным образом удалось разместиться и пришедшим 600 странникам, и всей братии монастыря. И никому ни в чем не было недостатка. Когда же разошлись гости, исчез с ними и неизвестный распорядитель.
— Кто бы это мог быть? — недоумевали иноки.
— То был пророк Моисей, явившийся к принадлежащему ему месту, — отвечал им игумен.
Синайской обителью Иоанн управлял около четырех лет. К этому периоду и относится написание им самого известного из всех его творений — «Лествицы», — от которого и сам он получил прозвание Лествичника. История написания «Лествицы» такова. Игумен близкой к Синаю Раифской обители, наслышавшись о подвигах Иоанна, отправил ему письмо с просьбой написать для иноков его монастыря руководство, в котором явственно было бы начертано, «что потребно и прилично монашескому житию»: что-то вроде небесной лестницы, возводящей желающих «до небесных врат целыми и невредимыми»…
Полученное письмо сильно смутило Иоанна, настолько скромное он имел о себе мнение. «Тебе, чудный отец, — отвечал он раифскому игумену, — надлежало спрашивать о сем и учиться сему у тех, которые хорошо знают это дело, а я состою еще в чине учащихся. Но поелику богоносные отцы наши и истинного ведения таинники поставляют послушание в том, чтобы в делах, превышающих наши силы, несомненно покоряться повелевающим, то смиренно решаюсь на то, что выше меня»…
Хотя «Лествица» и была написана Иоанном для иноков, спасительное для себя руководство в ней могут найти и все христиане. Следующих ее наставлениям она ведет к нравственному совершенству, от грубого земного к высшему небесному, как бы за руку, по лестнице, от первых ступеней, где следует отречься от земных пристрастий, к последней, 30-й, где совершается союз трех добродетелей — веры, надежды и любви.
Достигнув духовных высот 30-й ступени, человек уже не может пасть, но, чтобы оказаться на вершине лестницы, нужно преодолеть все ее ступени, связанные не только с уклонением от мирской суеты, но и с покаянием, с истреблением в себе всяческих страстей и пороков, с выработкой высочайших нравственных качеств, таких как целомудрие, молчаливость, незлобивость, безгневие, смирение, кротость, отсутствие гордыни, тщеславия…
Наставления Иоанна написаны языком простым, но ясным и увлекательным. В немногих словах в них выражено многое. Вот как, к примеру, описывает он тщеславие: «Тщеславие выказывается при каждой добродетели. Когда, например, храню пост — тщеславлюсь, и, когда, скрывая пост от других, разрешаю на пищу, опять тщеславлюсь — благоразумием. Одевшись в светлую одежду, побеждаюсь любочестием и, переодевшись в худую, тщеславлюсь. Говорить ли стану? Попадаю во власть тщеславия. Молчать ли захочу? Опять предаюсь ему. Куда ни поверни это терние, оно все станет спицами кверху. Тщеславный есть идолопоклонник христианский. На взгляд он чтит Бога, а на деле более старается угодить людям, чем Богу… Когда услышишь, что ближний или друг твой бранит тебя заочно или и в глаза, тогда покажи любовь, похвалив его… Не тот показывает смирение, кто сам себя бранит, но кто, обесчещенный другим, не уменьшает своей любви к нему... Кто превозносится природными дарованиями — тонким умом, высокою образованностью, чтением своим, приятным произношением и другими подобными качествами, которые легко приобретаются, тот никогда не достигнет сверхъестественных благ… Если молитва не истребит тщеславного помысла, приведем на мысль исход души из этой жизни. Если и это не поможет, устрашим его позором страшного суда. Возносящийся смирится даже здесь, прежде будущего века. Когда хвалители, или, лучше сказать, обольстители наши, начнут хвалить нас, немедленно приведем себе на память множество беззаконий своих и найдем, что недостойны мы того, что о нас говорят, или что для нас делают…»
Преподобный Иоанн успел завершить свой труд в стройной целости. Преставился он 80 лет от роду, предположительно в начале или середине VII века. Когда отходил он ко Господу, брат его, авва Георгий, стоял близ него.
— Вот оставляешь меня и отходишь, — плакал он безутешно, — а я молился, чтобы ты меня предпослал…
— Не тужи, — успокаивал его Иоанн, — если обрету дерзновение у Господа, то не допущу и года скончать тебе после меня.
Так и случилось. В десятый месяц по преставлении Иоанна отошел ко Господу и брат его Георгий.