Памятник «адскому льву»

| статьи | печать

«Отважный викинг», «непобедимый паладин», «новый Александр Македонский» — так называли современники шведского короля Карла XII, и тому были веские основания. «Свейский лев» был удачлив в сражениях и отличался необыкновенной отвагой. Чуть только завидев противника, он одним из первых бросался в атаку, не уклоняясь от шпаг и не кланяясь пулям. Десятки городов и крепостей не устояли перед натиском его армии, и он мог бы войти в историю как храбрый военачальник, но в его характере было и много такого, о чем и теперь нельзя говорить без содрогания… Его «неистовой натуре» совсем не претили массовые жестокости. Выжечь дотла какой­то город или село, побить и ограбить его жителей считалось им делом обыденным и, более того, обязательным. Историк Е. Тарле приводит ряд выдержек из писем Карла, в которых тот предстает настоящим убийцей. Услыхав о каком­то ничтожном нападении на шведский пикет, Карл пишет фельдмаршалу Реншильду: «Было бы самое лучшее, чтобы все эти места были уничтожены путем разграбления и пожаров и чтобы все, кто там живет, виновные или невинные, были уничтожены». «Должно выбивать из населения контрибуцию каким угодно способом, — прибавляет он месяц спустя. — Те, кто не остается дома, должны быть разорены, а их жилища сожжены... Скорее пусть пострадает невинный, чем ускользнет виновный...»

Но мало было Карлу и сжигать, мало и разорять. Надо было еще и «вешать»! Вешать, «если даже лишь полдоказательства есть налицо... даже дитя в колыбели не должно получить пощаду».

В захваченном и тоже обложенном контрибуцией Львове, тогда еще польском, за недолгое время «людей порубили» столько, что весь город был в крови и полон трупами. Все серебро из костелов было выграблено, у оставшихся в живых жителей все «деньги и сукна взяли», а в древнем архиве города победители устроили… конюшню, используя древние акты и рукописи в качестве подстилки для лошадей. От бесценнейших книг остались только небольшие кусочки, в которых «уже ничего нельзя разобрать». Долгие десятилетия потом Львов не мог оправиться от нанесенной ему жестокой раны.

В Малороссии, где, несмотря на все уверения Мазепы, встретили шведов не хлебомсолью, а настоящей партизанской войной, бесчинства завоевателей многократно усилились и стали походить на святотатства и изощренные зверства. Они заводили лошадей в храмы, бросали в костры и печи иконы, вырезали из них шахматные доски… Отряды карателей, рыскающих всюду в поисках продовольствия, вообще не стеснялись ни в каких в средствах. Засовывали, к примеру, пальцы пойманного крестьянина в кремневый замок ружья и зажимали их в нем, как в тисках. Могли еще обвязать голову повязкой и стягивать ее потом палкой до тех пор, пока глаза не вылезут из орбит.

Чтобы узнать, где прячутся припасы, пускались в ход виселицы и дыбы. Людей жгли факелами, резали на ремни ножами… С детьми и женщинами тоже особенно не церемонились. Женщин насиловали, детей ловили, били на глазах у родителей кнутом, а потом делали вид, что вешают. Если же все это не оказывало нужного воздействия, детей убивали уже понастоящему. В Опошне шведы развлекались тем, что пытками «заставляли детей убивать родителей и наоборот».

Примеров жестокости шведов история сохранила множество. В Краснокутске шведы вывели за околицу всех женщин и детей и погнали их раздетыми по снегу. В селе Чернухи карательный отряд Функе живьем сжег укрывшихся в церкви защитников села. В Прилуках «мазепинец» Горленко убедил генерала Крейца вырезать всех жителей только на том основании, что кроме его горленковского дома «більше немає в місті інших приятелів шведам». На Сумщине, родине В. Ющенко, полки Дукера и Таубе, встретив сопротивление, сожгли дотла село Смелое, сделав это по настоянию самого Мазепы…

Даже там, где им не сопротивлялись, поведение шведов не отличалось пристойностью. Где заставали жителей, требовали с них «по быку и по четверти ржи со двора», без обещанной купли отбирали скот, сапоги, платье, чиня тем самым «великое разорение». Если где­то и давали деньги, то, уходя из занятого места, часто их вновь отбирали. Это все в мирных селах, что уж говорить о тех местах, где в шведов летели ядра и пули. Под стенами героического Веприка, малюсенькой крепости, в безуспешных штурмах они потеряли более тысячи солдат и многих своих офицеров. Только изза нехватки боеприпасов гарнизон ее согласился на предложенную Карлом «почетную капитуляцию». И какова же была его участь? Русских шведы взяли с собой, поместив затем закованными в колодки в концентрационный лагерь для пленных, а украинцев отдали Мазепе. Часть их умертвили сразу же, не исключая женщин, а часть бросили в подвалы и ямы. Сам Веприк сровняли с землей. Такой оказалась плата за великое мужество, с которым оборонялись защитники крепости и которым так восхитился «геройский» шведский король.

Ожесточенное сопротивление встречало шведов всюду на Украине. В Мглине, в Новгород­Северском, в Почепе, Ахтырке, Стародубе... Всю их дорогу к Полтаве можно назвать несчастной. «Черкасы шведов по лесам зело много бьют... Мужики с полтораста человек шведов порубили и в полон взяли», — едва ли не каждый день докладывали об успехах малороссов царю Петру. Сами шведы вспоминали потом о «тысячах разъяренных жителей», преследовавших их «день и ночь».

Карл попробовал было изменить тактику и, чтобы склонить жителей на свою сторону, стал прельщать их воззваниями. Русский царьде «пристрастен иноземным людям» и хочет «впроводить веру римскую в государство свое», а он, Карл, «сего творить не намерен». Перешедшим на сторону шведов обещались награды, а сомневающихся убеждали, что бояться шведов «более должно», ибо их «войска до отмщения близже предстоят». Все эти послания, так же как и мазепинские, мало кого на Украине могли смутить. Преданность русскому царю оставалась чуть ли не общей. Из всех почти мест неслись в русский лагерь радостные известия: «Гарнизон как наш сюда вступил, то вся чернь зело обрадовалась», «Я им сказал, что идут наши полки, и они тому зело рады и ожидают»… «Малороссийской народ твердо с помощию Божией стоит», — писал по этому поводу сам Петр не без некоторой гордости.

Хранить бы эту гордость в веках, не переставая восхищаться мужеством собственного народа, выстоявшего в тяжелейшем испытании, но все вдруг стало с ног на голову у пришедших к власти украинских политиков. В преддверии юбилея ярчайшей полтавской победы они вдруг решили возвести памятник не собственным героям, а… Карлу. Этому, по выражению Стефана Яворского, «адскому льву», считавшему, что пусть лучше уж пострадает невинный, чем ускользнет виновный, и приказывавшему отрезать носы, уши, разорять, сжигать, уничтожать, вешать, если даже лишь полдоказательства было налицо.