«Третий лишний»: какие вопросы вызывает применение ст. 313 ГК РФ в экономических спорах?

| статьи | печать

Положения п. 2 ст. 313 ГК РФ позволяют третьему лицу произвести принудительное исполнение денежного обязательства за просрочившего должника. Рассмотрим основные вопросы и проблемы, возникающие в практике арбитражных судов при применении этой нормы, в том числе в делах о банкротстве.

Возможность исполнения обязательства третьим лицом не является чем-то новым и необычным для отечественного законодательства — соответствующие нормы действовали и в советский период1. Поэтому вполне понятно, что аналогичная норма нашла свое место и в действующем ГК РФ (ст. 313 «Исполнение обязательства третьим лицом»).

Первоначальная редакция ст. 313 ГК РФ предусматривала два самостоятельных случая, когда кредитор был обязан принять денежное исполнение, предложенное третьим лицом:

  • когда исполнение обязательства было возложено должником на третье лицо;

  • когда исполнение обязательства предложено третьим лицом (без согласия должника), которое подвергается опасности утратить свое право на имущество должника (право аренды, залога или др.) вследствие обращения кредитором взыскания на это имущество.

С 1 июня 2015 г. вступила в силу новая редакция ст. 313 ГК РФ (введена Федеральным законом от 08.03.2015 № 42-ФЗ), позволяющая любому третьему лицу даже при отсутствии возложения со стороны должника или существования охраняемого законом интереса погасить просроченную задолженность. При этом кредитор не имеет права отказаться от предложенного исполнения, а обязан принять его (п. 2 ст. 313 ГК РФ). В свою очередь в силу п. 5 ст. 313 ГК РФ к третьему лицу, исполнившему обязательство должника, переходят права кредитора по обязательству в соответствии со ст. 387 ГК РФ, то есть в порядке суброгации (cessio legis). Таким образом, можно сказать, что, опираясь на положения ст. 313 ГК РФ, третье лицо на сегодняшний день имеет практически безграничную возможность осуществлять принудительный выкуп денежного права требования у кредитора.

Надо отметить, что положения, закрепленные в ст. 313 ГК РФ, носят довольно противоречивый характер. С одной стороны, они укрепляют позицию кредитора, позволяя ему получить от третьего лица исполнение по обязательству, не вникая в отношения должника и третьего лица. С другой стороны, они позволяют третьему лицу беспрепятственно вторгаться в правоотношения кредитора и должника, что, по мнению автора настоящей статьи, не сильно согласуется с принципами автономии воли и недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела. Новеллы п. 2 ст. 313 ГК РФ также свидетельствуют о дальнейшем ослаблении принципа относительности обязательственного отношения, подразумевающего, что никто не может вмешиваться в отношения кредитора и должника.

Положения п. 2 ст. 313 ГК РФ не были бы столь спорными, если бы законодатель упомянул, что третье лицо имеет право предложить исполнение за должника лишь в тех случаях, когда у такого третьего лица существует законный интерес. Однако по тем или иным причинам законодатель этого не сделал. Впрочем, опираясь на принцип добросовестности (п. 3 ст. 1 ГК РФ), ничто не мешает толковать норму п. 2 ст. 313 ГК РФ соответствующим образом и сейчас. С течением времени именно такой подход к толкованию п. 2 ст. 313 ГК РФ начинает преобладать в судебной практике.

Действие новеллы п. 2 ст. 313 ГК РФ во времени

Анализируя новую редакцию ст. 313 ГК РФ, нельзя оставить без внимания вопрос о ее темпоральном действии. Согласно правилу, содержащемуся в п. 2 ст. 2 Федерального закона от 08.03.2015 № 42-ФЗ, новые положения ГК РФ применяются к правоотношениям, возникшим после дня вступления в силу этого федерального закона. По правоотношениям, возникшим до дня его вступления в силу, новые положения ГК РФ должны применяться к тем правам и обязанностям, которые возникнут после дня его вступления в силу. Таким образом, содержание п. 2 ст. 2 Федерального закона от 08.03.2015 № 42-ФЗ дает основание прийти к выводу, что новая редакция ст. 313 ГК РФ распространяется на случаи исполнения обязательства третьим лицом, которые имели место начиная с 1 июня 2015 г. При этом для применения ст. 313 ГК РФ в новой редакции не имеет значения момент возникновения обязательства или момент его просрочки, важен лишь момент исполнения этого обязательства третьим лицом. В случае если исполнение обязательства третьим лицом имело место до 1 июня 2015 г., правовой основой для регулирования указанных правоотношений должна служить ст. 313 ГК РФ в прежней редакции, то есть действующей в момент исполнения.

Аналогичной точки зрения придерживается и Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ. Так, в Определении от 13.10.2016 № 305-ЭС16-8619 по делу № А41-61444/2015 судьи ВС РФ подчеркнули, что для применения новой редакции ст. 313 ГК РФ юридически значимым обстоятельством является не момент возникновения основного обязательства (как ошибочно полагали суды апелляционной инстанции и округа), а момент исполнения обязательства третьим лицом, который влечет возникновение прав и обязанностей у сторон правоотношений.

Экономическая коллегия ВС РФ также не оставила без внимания ситуацию, связанную с исполнением обязательства третьим лицом до 1 июня 2015 г. В Определении от 30.03.2017 № 306-ЭС16-17647(7) по делу № А12-45752/2015 судьи ВС РФ пришли к выводу, что, поскольку действовавшая в период исполнения обязательства прежняя редакция ст. 313 ГК РФ не содержала положений о том, что в отсутствие возложения исполнение третьим лицом просроченного денежного обязательства влечет переход к нему прав кредитора по исполненному обязательству в соответствии со ст. 387 ГК РФ, к такому третьему лицу не могут перейти права кредитора по правилам о суброгации. Исключение составляют лишь случаи, когда третье лицо подвергается опасности утратить свое право на имущество должника вследствие обращения взыскания кредитором.

Применение п. 2 ст. 313 ГК РФ в делах о банкротстве

Нетрудно представить, какой огромный потенциал заложен в п. 2 ст. 313 ГК РФ, прежде всего для осуществления действий, направленных на перехват управления в делах о банкротстве. В ситуации, когда даже незначительные требования одного кредитора способны привнести решающий голос для принятия заветного решения и изменить расклад сил во всей процедуре, положения п. 2 ст. 313 ГК РФ становятся идеальным правовым инструментом. Не нужно договариваться и выкупать требования, вести подковерную игру — достаточно просто перечислить сумму на счет интересующего кредитора, и заинтересованное лицо становится законным обладателем заветного права (требования). Некоторые юристы, занимающиеся банкротством, давно заметили перспективы п. 2 ст. 313 ГК РФ и активно его используют, доставляя серьезные проблемы кредиторам и их законным интересам. В связи с этим неудивительно, что основное внимание судебной практики приковано именно к применению п. 2 ст. 313 ГК РФ в делах о банкротстве.

За короткий промежуток времени Верховный суд РФ выработал целый ряд правовых позиций, существенно нивелирующих недостатки указанной нормы.

Прежде всего, следует обратить внимание на разъяснения, содержащиеся в абз. 4 п. 21 постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении» (далее — постановление № 54). По мнению Пленума ВС РФ, ст. 71.1, 85.1, 112.1, 113 и 125 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве) устанавливают специальные правила по отношению к п. 2 ст. 313 ГК РФ, в связи с чем исполнение обязательств должника его учредителями (участниками), собственником имущества должника — унитарного предприятия либо третьим лицом или третьими лицами после введения первой процедуры банкротства допускается с соблюдением порядка, предусмотренного законодательством о банкротстве.

Позже аналогичная правовая позиция была закреплена и в п. 28 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с участием уполномоченных органов в делах о банкротстве и применяемых в этих делах процедурах банкротства (утв. Президиумом ВС РФ 20.12.2016, далее — Обзор практики по банкротству), где Верховный суд РФ подчеркнул, что после введения первой процедуры по делу о банкротстве третье лицо в индивидуальном порядке вправе погасить только требования уполномоченного органа по обязательным платежам на основании положений ст. 71.1, 85.1, 112.1 и 129.1 Закона о банкротстве. При этом, опасаясь, видимо, что приведенная правовая позиция может быть истолкована как ограничение оборотоспособности прав (требований) по отношению к несостоятельному должнику, Верховный суд РФ дополнительно указал, что приведенное выше регулирование не означает, что конкурсный кредитор не вправе уступать принадлежащее ему требование к должнику на основании договора цессии. Таким образом, ВС РФ существенно сузил круг отношений, на которые распространяется сфера п. 2 ст. 313 ГК РФ: как только в отношении должника будет введена любая из процедур в деле о банкротстве, третье лицо лишается возможности исполнить обязательство за должника в порядке п. 2 ст. 313 ГК РФ.

Вторым важным разъяснением Пленума ВС РФ является правовая позиция, сформулированная в абз. 3 п. 21 постановления № 54. Она касается проблемы, связанной с возможностью использования положений п. 2 ст. 313 ГК РФ в ущерб интересам кредитора, в том числе и применительно к делам о банкротстве. По мнению ВС РФ, в том случае, если, исполняя обязательство за должника, третье лицо действовало недобросовестно, исключительно с намерением причинить вред кредитору или должнику по этому обязательству, например, в случаях, когда третье лицо погасило лишь основной долг должника с целью получения дополнительных голосов на собрании кредиторов при рассмотрении дела о банкротстве без несения издержек на приобретение требований по финансовым санкциям, лишив кредитора права голосования, суд на основании ст. 10 ГК РФ может признать переход прав кредитора к третьему лицу несостоявшимся. Смысл указанных разъяснений сводится к тому, что, поскольку положения п. 2 ст. 313 ГК РФ прежде всего предназначены для защиты законных интересов кредитора, третье лицо не может использовать указанную норму в противоречии с ее предназначением. Если же это произошло, то третье лицо не вправе рассчитывать на возникновение правового эффекта по переходу к нему прав требований, суброгация признается судом несостоявшейся. Однако это отнюдь не означает, что кредитор не должен в разумный срок вернуть такому третьему лицу перечисленные деньги. Если кредитор этого не сделал, то третье лицо вправе обратиться к нему с иском о взыскании неосновательного обогащения, опираясь на положения ст. 1102 ГК РФ и правовую позицию, сформулированную в абз. 4 п. 20 постановления № 54.

Интересно заметить, что приведенный Пленумом ВС РФ пример, в котором третье лицо погасило лишь основной долг должника с целью получения дополнительных голосов на собрании кредиторов при рассмотрении дела о банкротстве без несения издержек на приобретение требований по финансовым санкциям, не является умозрительным, а взят из практики Коллегии по экономическим спорам ВС РФ. Речь идет об Определении от 16.06.2016 № 302-ЭС16-2049 по делу № А33-20480/2014.

В этом деле Экономическая коллегия ВС РФ пришла к выводу, что действия третьего лица по перечислению предприятию суммы, составляющей основной долг общества, фактически были направлены на принудительный выкуп отдельных прав к должнику в целях получения либо контроля над ходом процедуры банкротства (так как предприятие являлось заявителем по делу), либо дополнительных голосов на собрании кредиторов без несения дополнительных издержек на приобретение требований по финансовым санкциям (которые в силу п. 3 ст. 137 Закона о банкротстве подлежат удовлетворению после погашения основной суммы задолженности и причитающихся процентов). По сути третье лицо использовало институт, закрепленный ст. 313 ГК РФ, не в соответствии с его назначением (исполнение обязательства третьим лицом). В действиях третьего лица прослеживались, по мнению судей ВС РФ, явные признаки злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ). В результате таких действий предприятие, будучи против своей воли лишено прав требования к должнику, утратило возможность влиять на ход процедуры несостоятельности, в связи с чем отказ кредитора в спорной ситуации от принятия предложенного третьим лицом исполнения должен считаться законным, а суброгация — несостоявшейся.

Между тем приведенный пример является далеко не единственным способом недобросовестного использования п. 2 ст. 313 ГК РФ. Другим ярким примером является дело (Определение ВС РФ от 15.08.2016 № 308-ЭС16-4658 по делу № А53-2012/2015), в котором третье лицо частично погашало требования всех кредиторов, обращающихся с заявлением о банкротстве, так, чтобы сумма требования каждого из них составила 299 000 руб., то есть на 1000 руб. ниже порогового значения, позволяющего инициировать процедуру банкротства. Так продолжалось до тех пор, пока суд не перешел к рассмотрению заявления о признании должника банкротом, поданного одним из кредиторов. Анализируя сложившуюся ситуацию, Коллегия по экономическим спорам ВС РФ выразила мнение, что для суда первой инстанции не могло не быть очевидным, что наличие нескольких требований, которые последовательно частично погашались третьими лицами таким образом, чтобы сумма оставшейся задолженности не могла превысить пороговое значение, явно свидетельствовало о затруднениях с ликвидностью активов должника, о его неплатежеспособности. Суд не мог не учесть, что упомянутые выше требования, будучи немногим менее 300 000 руб. каждое, в совокупности очевидно превышали данное пороговое значение. В связи с этим суду следовало назначить судебное заседание по совместному рассмотрению указанных требований, однако этого сделано не было. Кроме того, судьи ВС РФ отметили, что, несмотря на то что ст. 313 ГК РФ предусмотрена обязанность кредитора в определенных случаях принять исполнение, предложенное за должника третьим лицом, в указанных выше действиях третьего лица прослеживаются явные признаки злоупотребления правом, поскольку третье лицо, по сути, не преследовало цели погасить долги предприятия (тем более что финансовые санкции остались также не погашенными). Напротив, его действия были направлены на лишение общества статуса заявителя по делу о банкротстве, в том числе на лишение предоставляемых данным статусом полномочий по предложению кандидатуры временного управляющего (абз. 9 п. 3 ст. 41 Закона о банкротстве). На основании перечисленных обстоятельств Коллегия по экономическим спорам ВС РФ пришла к выводу, что при выборе временного управляющего суду надлежит рассмотреть кандидатуру лица, предложенную первым заявителем по делу о банкротстве.

Стоит заметить, что дальнейшее развитие судебной практики еще больше снизило привлекательность п. 2 ст. 313 ГК РФ как инструмента для перехвата контроля в делах о банкротстве. В пункте 27 Обзора практики по банкротству была сформулирована правовая позиция, суть которой заключается в том, что переход статуса заявителя по делу о банкротстве к иному лицу не предоставляет ему права пересмотреть предложенную первым заявителем кандидатуру арбитражного управляющего. ВС РФ указал, что, несмотря на то что в силу п. 5 ст. 313 ГК РФ на стороне заявителя по делу о банкротстве произошла суброгация, изменение субъектного состава правоотношения не предоставляет права новому заявителю пересмотреть предложенную его правопредшественником кандидатуру арбитражного управляющего. В подобном случае назначению в качестве временного управляющего подлежит то лицо, которое указано в первом заявлении о признании должника банкротом. Право на предложение кандидатуры арбитражного управляющего либо саморегулируемой организации с учетом специфики отношений несостоятельности не может перейти ко второму заявителю независимо от того, погашено первоначально заявленное требование должником после подачи заявления в суд либо по нему осуществлено процессуальное правопреемство (абз. 2 п. 9 ст. 42 Закона о банкротстве).

***

Опасения юридического сообщества относительно того, что новая редакция п. 2 ст. 313 ГК РФ оказалась крайне неудачной и приведет к массовым злоупотреблениям в делах о банкротстве, оправдались. Однако достаточно оперативная реакция Верховного суда РФ привела к серьезному нивелированию неудачных формулировок законодателя. Тем не менее положения п. 2 ст. 313 ГК РФ все еще таят в себе угрозы для добросовестных участников гражданского оборота. Хотя правовые позиции, выработанные ВС РФ, способны нейтрализовать простые схемы по перехвату управления в процедурах банкротства, более сложные варианты продолжают успешно реализовываться. Данное обстоятельство требует от судов дополнительного внимания к случаям, связанным с использованием механизма п. 2 ст. 313 ГК РФ, и пресечения действий недобросовестных третьих лиц. Ситуация, сложившаяся с п. 2 ст. 313 ГК РФ, дает возможность еще раз убедиться в том, что законодателю следует более скрупулезно относиться к формулировкам норм и уже на стадии законопроекта моделировать потенциальные ситуации, в которых неясность или непродуманность диспозиции нормы способны привести к многочисленным случаям недобросовестного толкования.

1 См., например, ст. 38 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, 1961 г., ст. 171 ГК РСФСР, ст. 62 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, 1991 г.