Единообразие практики по гражданским делам: невозможное возможно

| статьи | печать

В середине августа в Москве Исследовательский центр частного права им. С.С. Алексеева при Президенте РФ совместно со Школой права «Статут» провели научно-практическую конференцию «Обеспечение единообразия судебной практики по гражданским делам». Бывшие ВАСовцы и более 200 юристов со всей России собрались, чтобы обсудить, что такое единообразное право-применение и можно ли его достигнуть в обозримом будущем в России.

Организаторы сильно рисковали, назначив дату конференции в разгар отпускного сезона. Но заявленная тема и именитые докладчики обеспечили успех мероприятию. Среди спикеров были оба председателя упраздненного ВАС РФ — Вениамин Яковлев и Антон Иванов, судьи в отставке — Александра Маковская и Сергей Сарбаш, бывшие сотрудники аналитических подразделений высшей судебной инстанции. Зал был не просто полон, он не смог вместить всех желающих, а предварительная регистрация была завершена задолго до назначенной даты.

Актуальность и значимость темы подтвердил и В. Яковлев, советник Президента РФ, председатель ВАС РФ в отставке, в своем вступительном слове: «Все юристы должны быть озабочены единством права. Особенно единством судебного права, потому что правосудие по гражданскому праву есть закон в действии». В результате вопрос о том, достижимо ли вообще единообразие практики по гражданским делам, стал одним из самых обсуждаемых на конференции.

Единообразие судебной практики: миф или реальность

Идея обеспечения единообразия практики по гражданским делам была основным мотивом для тех значимых изменений, которые произошли в прошлом году. Напомним, что в августе 2014 г. прекратил свою деятельность ВАС РФ. А началось все с того, что еще в 2013 г. прозвучала идея о том, что подходы к разрешению споров с участием как граждан, так и организаций должны быть общими. Сенаторы наперебой заявляли, что нередки ситуации, когда правовые позиции высших инстанций различаются, и что такая ситуация недопустима. Популярной стала идея, что объединение судов позволит унифицировать судебную практику и обеспечить общие подходы к рассмотрению дел в судах.

В скором времени эта дискуссия перешла в СМИ. Обыватели стали рассуждать о том, что такая ситуация, когда арбитражные суды и суды общей юрисдикции по-разному толкуют одни и те же нормы, неприемлема. А вот эксперты были осторожнее в высказываниях. Своим мнением по этому поводу с участниками конференции поделился профессор РШЧП, к.ю.н., партнер юридической компании «Пепеляев Групп» Роман Бевзенко: «Сомнительно, что одни и те же нормы Гражданского кодекса можно применять одинаково к отношениям только между компаниями (b2b-контракты), между компаниями и гражданами (b2c-контракты) и только между гражданами (с2с-контракты). Приведу пример. Я попытался найти в первой части Гражданского кодекса все нормы, в которых сказано, что общее правило такое-то, но если стороны — коммерсанты, то оно работает иначе. 23 таких случая нашлось только в общей части Гражданского кодекса. Этот опыт наглядно показывает, что тезис о едином гражданском праве для сделок граждан и для коммерческих сделок не выдерживает статистического испытания». Законодатель сам отступает от идеи единого правового регулирования коммерческих сделок и сделок граждан и сознательно уходит от идеи одинакового толкования норм арбитражными судами и судами общей юрисдикции. Особенно заметна эта разница в подходах при рассмотрении споров о неустойке. Например, знаменитое дело компании «Школьный мир» (постановление Президиума ВАС РФ от 13.01.2011 № 11680/10 по делу № А41-13284/09) и постановление Пленума ВАС РФ от 22.12.2011 № 81 «О некоторых вопросах применения статьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации». «Идея, которая была заложена в этих делах и потом была отражена в постановлении Пленума, очень проста, — поясняет Р. Бевзенко. — В коммерческих спорах суд сам не может снижать неустойку. Но если есть ходатайство от ответчика, в котором он просит снизить неустойку, то положительное решение возможно, хотя это достаточно редкая ситуация — настолько редкая в коммерческих отношениях, что Пленум ВАС РФ дважды использовал формулировку „в исключительных случаях“. То есть дал рекомендацию: не надо, не снижайте, в коммерческих спорах этого быть не должно».

При этом в мае 2013 г. Верховный суд утвердил Обзор судебной практики по гражданским делам, связанным с разрешением споров об исполнении кредитных обязательств (утв. Президиумом ВС РФ 22.05.2013). В нем Верховный суд согласился с позицией ВАС РФ и отметил, что снижать неустойку суды общей юрисдикции сами не должны — об этом должен попросить гражданин. То есть сначала ВАС РФ поменял свою позицию по поводу толкования норм о неустойке, а следом за ним это сделал Верховный суд. Судебная практика вроде бы уже выработала единый подход. Однако 8 марта 2015 г. был принят Федеральный закон № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации», где в новой редакции ст. 333 ГК РФ сказано, что в коммерческих спорах снижение неустойки возможно только по заявлению стороны и только в исключительных случаях, но распространяются эти правила только на организации. Граждан эти изменения не коснулись. В результате возникла ситуация, когда обе высшие судебные инстанции выработали единый подход к толкованию нормы, а законодатель этот подход не поддержал.

«Обращаю ваше внимание, что Верховный суд сам охотно подхватил эту тенденцию и своей практикой красиво всем показал, что никакого единообразия не было и быть не может, — продолжил Р. Бевзенко. — Яркое тому подтверждение — первый вопрос в Обзоре судебной практики Верховного суда № 2 за 2015 г. Вопрос был о том, как быть с банковской комиссией. Суд ответил, что для граждан все комиссии ничтожны, а для коммерсантов, если комиссия похожа на проценты, то это проценты, и относиться к ней следует как к процентам». Верховный суд в этом случае заимствовал правовую позицию Президиума ВАС РФ из информационного письма № 147 о спорах по b2b-кредитам (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 13.09.2011 № 147 «Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с применением положений Гражданского кодекса Российской Федерации о кредитном договоре». — Прим. ред.) и информационного письма № 146 по спорам по потребительским кредитам (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 13.09.2011 № 146 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с применением к банкам административной ответственности за нарушение законодательства о защите прав потребителей при заключении кредитных договоров». — Прим. ред.). Выходит, что миф о единообразии не поддерживал и сам Верховный суд.

Единообразие — правовая определенность

В зале оправданно усомнились в том, что единообразие — это сведение к общему знаменателю практики по предпринимательским спорам и спорам с участием потребителей. Прозвучало мнение, что единообразие должно достигаться, с одной стороны, внутри практики по предпринимательским спорам, с другой — внутри практики по спорам с участием потребителей.

Согласился с этим и В. Яковлев: «Единообразие судебной практики — это единообразное понимание, толкование и применение норм права, а не когда все дела решаются одинаково. Ценность и сущность права заключается в том, чтобы вносить в общественные отношения состояние определенности. Эта определенность присутствует или отсутствует в деятельности судов. Если единообразия нет в судебной практике, то права нет. Поэтому обязательно должны существовать механизмы обеспечения этого единообразия».

Р. Бевзенко уточнил, что не отстаивает идею о том, что единообразие практики заключается в одинаковом решении дел судами общей юрисдикции и арбитражными судами. «Единообразие для меня — когда высший суд высказался и вся система решает дела именно так», — пояснил спикер, напомнив всем известное выражение о том, что когда два одинаковых дела решены двумя судами по-разному, то это означает, что как минимум одно из них решено неправильно. «Как практикующему юристу, мне хотелось бы во время консультации уверенно сказать своему клиенту, что будет так и только так, потому что такое разъяснение дал Верховный суд. Пока, к сожалению, я так сказать не могу», — объясняет Р. Бевзенко.

Постановления Пленума — антибиотик для права

Немало споров возникло на конференции вокруг того, нужны ли вообще российскому праву инъекции в виде постановлений Пленума Верховного суда. Проработавший семь лет в аналитическом подразделении ВАС РФ Р. Бевзенко сам написал немало постановлений Пленума, был разработчиком этих проектов и всегда считал странным, что высший суд высказывает свое абстрактное суждение по тем или иным вопросам, не опираясь на конкретное дело. По его мнению, абстрактные нормы вне связи с какой-то конкретной юридической ситуацией должен формулировать парламент. «Суд — правотворец, — отмечает при этом Р. Бевзенко. — Работает, оттачивает нормы, которые принял (или не принял) парламент, и своими интерпретациями, расширительным толкованием, аналогией в делах создает право. С этим невозможно спорить».

Эксперт предлагает обратиться к истории возникновения идеи постановлений Пленума, которая восходит ко временам Октябрьской революции. Тогда в результате классовой борьбы народными судьями часто становились люди, далекие от юриспруденции — матросы, рабочие, крестьяне. Верховный суд РСФСР, который состоял из юристов, поддержавших советскую власть, понимая сложность ситуации, был вынужден давать разъяснения по вопросам применения различных норм законодательства судьям без образования. Отсюда и появились постановления Пленума. «Нужны ли они теперь?» — сомневается Р. Бевзенко, считая эти документы сильнейшими антибиотиками — небезобидным средством развития российского права. По его мнению, постановления Пленума лишают практиков возможности творческого поиска новых решений. Они имели бы смысл, если бы объясняли правовые и политические мотивы разъяснений, как это происходит в Конституционном суде.

Бывшие ВАСовцы поддержали коллегу лишь отчасти и сошлись во мнении, что отказываться от обобщающих постановлений Пленума пока рано. «Нужно разделять вопрос формы и содержания, — считает ассистент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, к.ю.н. Андрей Ширвиндт, — форма необычная, согласен. Но содержание — это абстрактное толкование права. Разве никто кроме наших судов этим не занимается? Вспомним хотя бы США с их трактовкой брака. Сейчас происходит некая конвергенция. Международные суды у нас уже перехватили эти полномочия — Евразийский суд, Европейский суд по правам человека. Теперь многие суды делают себе такие обобщения практики по итогам года. Судебная власть, которая не признает за собой полномочия давать абстрактные толкования, — это не власть. Поэтому постановления Пленума в такой необычной форме — это совершенно естественная и наиболее удачная правовая находка».

С. Сабаш, д.ю.н., профессор РШЧП, судья ВАС РФ в отставке, видит в постановлениях высших судебных инстанций мощный практический инструмент: «Если к юристу приходит клиент за бизнес-советом, например, может ли он сделать такой-то залог, то практикующий юрист в любом правопорядке в первую очередь обратится к судебной практике. Сейчас юристы оказываются в очень сложной ситуации, когда не могут ответить на вопрос однозначно, потому что в одних регионах так, в других по-другому, а Верховный суд пока не высказывался по этому вопросу». По мнению С. Сарбаша, надзорная практика в бытность ВАС РФ, отвечая на частные, но очень важные вопросы, имела огромное практическое значение. Бывший судья считает, что Верховный суд мог бы сейчас активизировать эту деятельность, чтобы и в его определениях была конкретная позиция по толкованию конкретных вопросов.

В. Яковлев убежден, что в данный момент на уровне Верховного суда это невозможно — процедура не позволяет: «Верховный суд работает в режиме коллегии — 21 судья, а в производство поступает 21 000 дел в год. Переварить такой объем невозможно. В Верховном суде должен быть только надзор, никакой кассации, и только для того, чтобы надзорная инстанция вырабатывала правовые позиции. Тогда будут условия для формирования единообразной практики российской судебной системы».

Новые положения о сделках в разъяснениях Верховного суда

Обсуждая вопросы единообразия судебной практики, участники конференции не могли не затронуть недавнее постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — постановление № 25). Своим мнением об удачных и неудачных разъяснениях новых положений о сделках поделился Андрей Егоров, первый заместитель председателя Совета Исследовательского центра частного права при Президенте РФ. Подробный анализ этого постановления на конференции был любопытен именно тем, что проводили его бывшие ВАСовцы, которые сами «съели собаку» на составлении подобных документов. С этой точки зрения было интересно услышать от А. Егорова, какие линии реформирования Гражданского кодекса Верховному суду удалось довести до логического завершения, с какими разъяснениями ВАС РФ он согласился, а какие моменты истолкованы не совсем удачно.

Например, докладчик похвалил п. 93 постановления № 25 о норме п. 2 ст. 174 ГК РФ, которая породила риск того, что любые невыгодные сделки могут быть объявлены недействительными. В постановлении № 25 этот недочет урегулирован так: сделка должна явно ущемлять интересы представляемого и другая сторона должна это знать. «Эту норму впервые объяснил ВАС РФ, Верховный суд повторил и добавил от себя, — комментирует А. Егоров. — Именно это должно было быть включено в Кодекс». А вот в п. 98 А. Егоров усмотрел неудачное толкование: «Верховный суд говорит, если сделка была совершена под влиянием насилия или угрозы, то ее можно оспорить. При этом не важно, кто угрожал — контрагент по сделке или иное лицо. Если бы здесь стояла точка, то это была бы классика разъяснений. Но Верховный суд продолжает: при условии, если „другая сторона сделки знала об этом обстоятельстве“. А это уже целая история».

Урегулирование потестативных условий

Потестативные условия много лет были проблемой российской судебной системы. Разработчики поправок в Гражданский кодекс хотели запретить заключение сделки под условиями, которые зависят преимущественно или исключительно от воли одной из сторон. По этому поводу разразился большой спор, было много критики. Кому-то не нравилось слово «исключительно» — не нужно душить оборот. Другим не нравилось слово «преимущественно». В итоге в Гражданском кодексе потестативные условия появились только в норме об исполнении обязательств (ст. 327.1 ГК РФ), а не в общей норме о сделках, совершенных под условием (ст. 157 ГК РФ).

Верховный суд внес определенность в эту ситуацию. В абзаце 2 п. 52 постановления № 25 говорится, что условия могут зависеть от воли одной из сторон: «По смыслу пункта 3 статьи 157 ГК РФ не запрещено заключение сделки под отменительным или отлагательным условием, наступление которого зависит в том числе и от поведения стороны сделки (например, заключение договора поставки под отлагательным условием о предоставлении банковской гарантии, обеспечивающей исполнение обязательств покупателя по оплате товара; заключение договора аренды вновь построенного здания под отлагательным условием о регистрации на него права собственности арендодателя)».

А. Егоров уточняет, что Верховный суд не разделяет условия на чисто потестативные и просто потестативные: «В качестве примера Верховный суд приводит то, что я называю просто потестативными условиями, которые так или иначе зависят от воли участников, но не только от нее (подарю дочери дом, если она выйдет замуж, привлеку для выполнения каких-то работ, если выиграю тендер, и пр.). При таком понимании — это позитивное разъяснение».

Сделки с согласием и без: «Согласен, если…»

С сентября 2013 г. действует ст. 173.1 ГК РФ о недействительности сделки, совершенной без необходимого в силу закона согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления. В пункте 56 постановления № 25 Пленум Верховного суда указывает, что лицо, дающее предварительное согласие, в праве дополнительно указать условия, на которых это согласие дается. «В пункте 3 ст. 157.1 ГК РФ сказано, что „в предварительном согласии на совершение сделки должен быть определен предмет сделки, на совершение которой дается согласие“, — уточняет А. Егоров. — Интересно, что в проекте было расписано все подробнее: предмет, существенные условия и пр. Но сделки очень разные — сделки по отчуждению общего имущества супругов, согласие на перевод долга, согласие на субаренду и пр. Выработать единую норму, которой можно было бы охватить все существующие виды согласий, очень сложно. Поэтому решили ограничиться таким размытым предметом. Верховный суд разъясняет, что когда ты даешь согласие на сделку, напиши условия своего согласия».

По мнению А. Егорова, сомнения вызывает п. 57 постановления № 25 про отзыв предварительно данного согласия. «Это очень сложный момент, — считает спикер. — В Германии вопрос о возможности отзыва предварительного согласия решается в зависимости от отношений между сторонами, дававшими согласие». Верховный суд дает более простое решение: отозвать предварительное согласие можно всегда, во всех случаях, но при условии возмещения убытков. А. Егоров считает, что такое разъяснение может оказаться несправедливым. В подтверждение он приводит несколько примеров: «Если арендодатель отзывает свое предварительное согласие на субаренду, то подсчитать убытки не так просто, и многие из них окажутся некомпенсируемыми. Второй пример: муж дал согласие на продажу общего объекта недвижимости, а потом передумал. Выходит, он тоже должен компенсировать убытки жене? И таких примеров много. Очень интересным было бы понять мотивы Пленума, когда он давал такие разъяснения».

Возражать против иска можно всегда?

А. Егоров обратил внимание на последний абзац п. 71 постановления № 25, касающийся исковой давности: «Возражение ответчика о том, что требование истца основано на ничтожной сделке, оценивается судом по существу независимо от истечения срока исковой давности для признания этой сделки недействительной». Спикер обратил внимание на одно важное противоречие. Из содержания этого пункта не понятно, может ли исковая давность применяться к искам о признании и присуждении. В Гражданском кодексе сказано, что в случае, если сделка ничтожна, можно предъявить требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки. Это иск о присуждении, исковая давность по нему составляет три года. По иску о признании сделки недействительной срок исковой давности такой же — три года. Получается, что к обоим искам применяется исковая давность. «Это парадоксально, — отмечает А. Егоров. — Не может ничтожная сделка стать нормальной только потому, что прошла исковая давность. Но этот парадокс закрепил Верховный суд. Получается, что подать иск ты не можешь, а возражать против иска можешь всегда».

Председатель упраздненного ВАС РФ А. Иванов отметил, что возможность легализовать сделки за истечением срока давности серьезно нарушает принцип правовой определенности: «Вот у меня было дело, основанное на декрете Совета народных комиссаров, подписанного Ульяновым-Лениным, о том, что порту Санкт-Петербурга был предоставлен земельный участок. Как с этим быть? » А. Иванов считает, что Верховный суд поступил так сознательно.

Коррекция ничтожности и оспоримости

В пунктах 74, 75, 76 постановления № 25 Верховный суд корректирует позицию законодателя, который сменил презумпцию ничтожности сделок, которые нарушают закон, на презумпцию их оспоримости (ст. 168 ГК РФ). Так, Верховный суд вводит ряд дополнительных критериев для того, чтобы вернуть ситуацию к истокам, разъясняет, что в большинстве случаев, если сделка нарушает закон, она все же является ничтожной, а не оспоримой. В пункте 74 есть абзац: «Договор, условия которого противоречат существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, может быть квалифицирован как ничтожный полностью или в соответствующей части, даже если в законе не содержится прямого указания на его ничтожность. Например, ничтожно условие договора доверительного управления имуществом, устанавливающее, что по истечении срока договора переданное имущество переходит в собственность доверительного управляющего». «Здесь должен бы применяться п. 1 ст. 168 ГК РФ про оспоримость, — поясняет А. Егоров, — но Верховный суд дает понять, что существо регулирования трогать не надо».

В пункте 75 говорится о том, что сделка, при совершении которой был нарушен явно выраженный запрет, установленный законом, является ничтожной как посягающая на публичные интересы, например, сделки о залоге или уступке требований, неразрывно связанных с личностью кредитора (п. 1 ст. 336, ст. 383 ГК РФ), сделки о страховании противоправных интересов (ст. 928 ГК РФ)». Это возможность для судов истолковать ту или иную норму как явно выраженный запрет. «Мне не нравится, что теперь написано в постановлении № 25 о явно выраженном запрете, — говорит А. Ширвиндт, — в Концепции (Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации» 2009 г. — Прим. ред.) хотели другого: „Если сделка нарушает явно выраженный запрет, то только тогда можно применять статью 168 ГК. Если она не нарушает явно выраженный запрет, то она вообще не может быть оспорена как противозаконная“. Теперь же написано, что если явно, то сделка ничтожна, а если не явно, то это оспаривайте по второму кругу. Если так цепляться за слова, получается, что сейчас ст. 168 ГК РФ раздулась даже по сравнению с тем, что было до сих пор».