Первый ледокол в мире был… деревянным. Его построили в 1837 г. в Филадельфии, но он мало напоминал современные суда. Первый русский ледокол, ставший прообразом всего мирового ледокольного флота, появился в 1864 г., когда купцу Бритневу пришла вдруг в голову мысль подрезать носовую часть буксира «Пайлот» на манер лодок поморов, чтобы судно могло наползать носом на лед и ломать его собственным весом.
В сравнительных испытаниях «Пайлота» и специального судна «Опыт», снабженного гирями для колки льда, выявились очевидные преимущества парохода Бритнева, но настоящий успех новой конструкции ледокола принесла зима 1870—1871 гг., когда в результате сильных холодов замерзла вся акватория Гамбургского порта. Немцы выкупили тогда у Бритнева чертежи «Пайлота» и, соорудив его копии, смогли восстановить навигацию.
Примеру немцев последовали затем и во множестве других стран, а в России успех «Пайлота» натолкнул адмирала Макарова на идею строительства мощных арктических ледоколов. Почувствовав здесь небывалые прибыли, англичане постарались прибрать дело к рукам. Они исхитрились продавать русским их же собственное изобретение. «Байкал», «Ангара», «Саратовский ледокол» — вот лишь неполный перечень ледоколов, построенных Англией для России на рубеже веков. Позднее появились у нас и более мощные ледоколы — «Ермак» и «Святогор».
Пришедшие к власти большевики чуть ли не все имеющиеся у них свободные деньги (по некоторым оценкам, четверть доставшегося им золотого запаса) вбухали в пресловутую паровозную сделку, на годы обеспечив шведские заводы работой. В сооружении ледоколов пришлось обходиться собственными силами.
Бочкообразный корпус, острый нос, м-образная корма — такой была обычная схема строительства советских ледоколов вплоть до конца 1940-х гг. И в целом они справлялись с поставленными задачами. Одно только было нехорошо: за часы работы ледоколы сжигали тонны топлива! Часто бывало поэтому, что и ледокол, и караваны судов, которые он вел через торосы, вынуждены были зимовать прямо во льдах. Полярник Шмидт жаловался на невозможность дальнего плавания из-за недостаточности запасов горючего даже на «Красине» (до 1927 г. был «Святогором») и «Ермаке».
Проблема оказалась настолько насущной и острой, что почти одновременно с созданием первой атомной электростанции начали думать о применении «мирного атома» и в судостроении. Приоритет тут, конечно, был за военным подводным флотом, но и с мирными ледоколами перспективы открывались небывалые! Атомные силовые установки требуют для своей работы всего лишь граммовых доз горючего. Спичечного коробка урана хватает на сутки тяжелой работы, а одной тонны — на пять — семь лет! И значит это, что ледоколы на атомной тяге могут перемещаться не только по Арктике, но и по всему белу свету без всяких дозаправок в пути.
Решение о строительстве первого атомного ледокола было принято осенью 1953 г., когда страна еще не совсем оправилась от войны. В 1953—1955 гг. был разработан его проект, наиболее сложной частью которого оказалась компоновка машинного отделения с ядерной установкой. Пришлось даже создавать его деревянный макет и двигать на нем туда-сюда детали конструкций.
Заложили судно в 1956 г. на Адмиралтейском заводе в Ленинграде. И здесь по невиданности дела его строителям сразу же пришлось столкнуться с целым рядом трудностей. Не было никакого опыта в изготовлении уникального энергетического оборудования, требовавшего полной автоматизации процессов управления и колоссальной устойчивости работы в условиях высочайших ударных нагрузок. Не вполне было ясно и как защитить экипаж от воздействия радиации: на морских судах тяжелые и громоздкие средства защиты были неприменимы. Необходимо было позаботиться также и о повышении прочности судна, его надежности и живучести…
Всякое сколь-нибудь значимое продвижение вперед зависело от решений тысяч разных вопросов, и с первого же дня в подготовленные чертежи и расчеты стали вноситься изменения. Ученые и конструкторы, руководимые знаменитым академиком Александровым, не только не противились этому, но и сами понуждали строителей выходить с любыми предложениями по усовершенствованию оборудования судна и методов его сборки. По своим параметрам оно должно было в два раза превзойти самый большой на ту пору ледокол в мире — американский «Глетчер». Длина нового корабля должна была составить 134 м, ширина — 27,6 м, мощность двигателя — 44 000 л.с., водоизмещение — 16 000 т, скорость хода 18 узлов на чистой воде и 2 узла во льдах толщиной более 2 м.
Чтобы защитить столь массивный ледокол от застревания во льдах, была придумана система балластных цистерн, которая позволяла перекачивать воду с одного борта на другой и с кормы на нос. Перекачивая таким образом внутри себя воду, ледокол мог раскачиваться и освобождаться от плена.
Проблему непотопляемости корабля решили, разделив его корпус на одиннадцать независимых отсеков. Даже при одновременном затоплении двух из них ледокол мог беспрепятственно продолжать двигаться.
Атомный ледокол размером с пятиэтажный дом должен был обладать сверхпрочным корпусом. Никакая из существующих сталей не могла обеспечить нужную надежность. Пришлось создавать новую, небывалую сталь, обладающую повышенной ударной вязкостью.
Подобных проблем было не три и не четыре, а сотни, тысячи! Существовавшее на заводе прессовое, сварочное, подъемное оборудование не позволяло использовать его напрямую для сборки и сварки многотонных деталей корабля. Пришлось придумывать какие-то особые мощнейшие газофлюсовые резаки, устройства для автоматической и полуавтоматической сварки обыкновенной и нержавеющей стали, для холодной гибки толстого корпусного металла…
За границей авторы изобретений давно бы стали миллионерами. У нас для них были премии к окладу, грамоты, Доска почета и гордые строчки в заводской многотиражке: «Освоили резку толщи стальной, изобрели автомат, инженер и рабочий — каждый герой, пытливому нет преград!» Большего никто и не требовал! Начальство еще и поторапливалось: вот здесь и там теряем время, не освоить ли нам смежные профессии, не создать ли комплексные бригады, не уплотнить ли рабочий день… Не обошлось и без обычных для советских времен митинговых «даешь» и «все как один встанем на трудовую вахту».
Повышенные обязательства пришлось брать на себя не только судостроительному заводу, но и множеству других предприятий. На знаменитом Кировском сооружали для атомохода судовые турбины, на не менее знаменитой «Электросиле» — уникальные по мощи электродвигатели (в 20 000 л.с. и весом в 185 т) для трех гребных винтов ледокола, в Харькове должны были быть изготовлены турбогенераторы, на уральских заводах — стальные листы… Всего было задействовано более 500 предприятий, расположенных на территории 48 экономических районов! И всюду выполнение заказа качественно и в срок почиталось за дело чести.
Как и было обещано, 5 декабря 1957 г. атомный ледокол спустили на воду и отбуксировали к достроечному пирсу. Здесь у гигантского корабля вырастет огромная надстройка, а его внутренности начнут обретать черты «космического дворца», в котором большинство функций будет автоматизировано. В пункте энергетики и живучести (ПЭЖ) появятся десятки самых разных приборов, помогающих не машинистам и кочегарам в замасленных робах, а инженерам-операторам в белых халатах, людям новейшей для флота профессии, следить за работой всех систем ледокола.
Но не только для работы предназначен корабль. Здесь можно будет и полноценно отдыхать. Не корабль, а город с тысячью помещений! В распоряжении свободных от вахт членов экипажа: клуб с телевизорами, салон с камином, библиотека с читальным залом, кинозал, парикмахерская, душевая, прачечная, сапожная и портновская мастерские, медицинские кабинеты… А камбуз — это и не камбуз, а настоящий пищевой комбинат со своей хлебопекарней и электрическим лифтами для подачи пищи… В каютах у каждого спального места небольшой светильник с мягким розовым светом и климат по вкусу: сухой или влажный, теплый или прохладный.
Окончание строительства ледокола (12 сентября 1959 г.) совпало с визитом Н.С. Хрущева в Америку. «Наша поездка, — писал он в приветственной телеграмме, — совпала с двумя величайшими событиями: впервые в истории успешно осуществлен полет космической ракеты на Луну и вышел в плавание первый в мире атомный ледокол „Ленин“... Он будет ломать не только льды океанов, но и льды холодной войны».
Льды холодной войны ледокол начал ломать еще во время строительства. Делегации из самых разных стран прибывали на завод чуть ли не каждый день. Среди гостей адмиралтейцев были наши друзья из Китая, Венгрии, ГДР, других стран социалистического лагеря, представители деловых кругов Египта, Италии, Таиланда, члены торговой делегации Индии, премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан, вице-президент США Ричард Никсон, президент Финляндской Республики Урхо Кекконен… И кто бы ни побывал на атомном ледоколе, все твердо сходились в одном: не только со спутниками и ракетами, не только в области балета, но и в области мирного использования атома Советский Союз идет «впереди планеты всей».
Строительству в СССР атомного ледокола западными газетами уделялось внимание едва ли не больше, чем запуску первого советского спутника. «Русские построили настоящий город на воде», «Полярный колосс Советов», «Советским Союзом вновь одержана убедительная победа на мирном фронте использования атомной энергии»... — запестрели они завистливыми заголовками, когда ледокол отошел от достроечного пирса и приступил к ходовым испытаниям.
Завидовать убедительным победам советских людей впору и нам всем теперь. С вполне заслуженной гордостью они могут показать своим детям и внукам ставший теперь музеем атомный ледокол: «Вот он. Гляди, пожалуйста: рядом стоит стеной. Напористый и лобастый, атомный и стальной!»
Что покажем своим детям и внукам мы? Свалившуюся с небес очередную ракету? Пресловутый «российский айфон», в котором непонятно даже, «куда
нужно нажать, чтобы включить его»? Собранную по атому лампочку Чубайса за тысячу рублей? Бедное «Сколково» — творенье нашей мечты с украденными там кем-то кабелями и дизель-генераторами? Или, может, что-то еще, из сегодняшних «прорывных технологий», что почему-то совсем не приходит на ум.